На одной из могил сидел, куря папироску, Баширов. Он пересмеивался с компанией черноусых виноградарей и, увидя отчима, махнул ему рукой. Отчим улыбнулся и закивал головой, но мать шла впереди к даже не взглянула-на Баширова. Она вся была поглощена одной мыслью - мыслью о чуде. Она тащила нас с отчимом за руку ближе и ближе к белой палатке. Держась за мое плечо, спотыкаясь и бормоча про себя, плелся за нами Мамед.
- Женщины!- говорил он. - Разве они понимаю? разумное слово? Ей, кажется, объяснили, что чудес нет, но она не верит. Она надеется.
Но мать шла, не отвечая на его бормотанье, и толпа вокруг нас становилась все гуще, и чем ближе к палатке, тем молчаливее и серьезнее были люди. Здесь многие-стояли в молитвенных позах, и старухи смотрели вперед с надеждой и верой.
А мать шла как одержимая, и за нею шел отчим, изумленно оглядываясь, и я, настроенный весело и смешливо. Слепой потерялся. Его оттерли в толпе. Некоторое время. я еще видел позади себя его худое, морщинистое лицо, а потом нас обступили молящиеся старики и черные, горбоносые старухи.
Наконец мы вышли в первый ряд. Пустое пространство перед палаткой было окружено плотным кольцом людей. Здесь было тихо. Слышалось только негромкое бормотанье. Это стоявшие вокруг читали стихи из Корана. И так же негромко читал человек в белом, стоявший на ковре у палатки. Я ожидал увидеть муллу, ко, к моему удивлению, это оказался совершенно мне незнакомый человек. Он опустился на колени и низко пригнулся, а потом поднял от земли голову и сказал нараспев:
- До тебя тоже пророки были предметом насмешек: наказание, над которым они смеялись, постигло насмешников.
И стоявшие вокруг старики повторяли за ним:
- Скажи им: пробегите землю и увидите, каков был конец тех, которые считали наших апостолов обманщиками.
Я нимало не удивился, увидев Бостана, стоявшего впереди всех, с лицом человека, которого не удивишь ничем на свете. Зная его характер, я должен был с самого начала догадаться, что уж, конечно, он находится в самом центре событий.
Бостан мне мельком кивнул головой и сразу же перевел глаза на палатку. Да и я сейчас же забыл о нем, увидев совсем возле себя Фейсалова. Фейсалов, толстый и важный, стоял, поглядывая по сторонам с начальственным видом. Он был всегда и везде одинаков, и можно -было подумать, что он заведует Мехди и от него зависит, будут сегодня чудеса или не будут.
Когда мне надоело смотреть на Фейсалова и на молящегося человека возле палатки, я посмотрел назад, на толпу, заполнившую котловину. В первых рядах стояли молящиеся. Они повторяли стихи из Корана и верили, что аллах смотрит на них с неба. Дальше стояли зрители, обыкновенные зрители всякого зрелища, будь то цирк, зверинец или явление Мехди. В общем ничего исключительного, ничего подчеркивающего значительность и важность минуты не было. Просто молящиеся и просто толпа. Ничто не предвещало того, что через несколько минут толпа падет ниц, потрясенная чудовищными событиями. И человек на ковре молился так же, как молятся обычно в любой мечети.
Я огляделся еще раз. Нет, не все было по-будничному. Я увидел глаза моей матери. Я увидел калек, стоявших в толпе. Этих людей сюда привело отчаяние и безрассудная надежда. Они смотрели на молящегося, на палатку, на ковры, они ждали чудес, чудес во что бы то ни стало.
Кто-то тронул меня за рукав. Бостан, пробравшийся сквозь толпу, стоял рядом со мной.
- Спорю на рубль, - сказал он шепотом, - что калеки сейчас будут бить Мехди. Я уж думаю, не удрал ли наш мулла, что-то его не видно.
В это время раздвинулись занавески, и из палатки вышел мулла. Я никогда не думал, что люди могут так меняться. В нем ничего не было от того хитрого, жуликоватого человека, которого мы с Бостаном так хорошо знали. Он был важен и медлителен. Он шел спокойно, не торопясь, не глядя на толпу, и даже его дрянная рыжая бороденка выглядела почтенной, торжественной бородой.
Он поднял руки кверху и отчетливым, громким голосом, разнесшимся далеко над толпой, сказал:
- Во имя бога милостивого и милосердного.
И многие из толпы повторили эти слова. Мулла заговорил снова:
- Приближается время, когда люди отдадут отчет, хотя бы они, погруженные в беспечность, и отвратились.
Стих еще повторяли в задних рядах, а мулла уже начал новый:
- Всякая душа изведает смерть. Мы испытываем все злом и добром, и вы будете приведены к нам.
И так стих за стихом говорил он, обращаясь к толпе, и усерднее всех повторяли его слова калеки, ожидавшие, чуда.
- Настал долгожданный час,- сказал мулла.-Аллах посылает меня к вам - двенадцатого своего имама. Я чувствую в себе великую силу вести за собой правоверных. Приближается время, когда люди отдадут отчет перед своим небесным отцом. Они, погруженные в беспечность, отвратились от него.