Арлинг ничего не понял из того, что сказал Элджерон, но, чтобы не злить отца, притворился, что ему интересно.
– Наказание понесут все мятежники или лишь предводители?
– Я не сомневаюсь, что ерифрейский мятеж дело рук Дваро, – уверенно заявил Канцлер, накалывая вилкой странный на вид овощ и перекладывая его в ложку. – И сделаю все возможное, чтобы император узнал о причастности принца к заговору. Он должен лично убедиться в том, что его необходимо отослать еще дальше, куда-нибудь на край земли. В Галакр или даже Сикелию. Чем дальше, тем лучше. Если не поможет и это, то Дваро закончит свои дни в мужском монастыре, который я построю лично для него. Что касается других мятежников, то они отправятся на костер или виселицу. Педер Понтус давно жаловался, что я оставил его без работы своими дипломатическими играми.
Арлинг согласно кивал в такт отцовским словам, лениво пережевывал кусок кровяной колбасы и смотрел, как играет в бликах свечей яблочный сидр, на который он перешел после второй рюмки водки. В отличие от Канцлера он не был столь привычен к этому душистому, злому напитку, слегка отдающему медом и ванилью.
Все мысли младшего Регарди занимала странная девушка, которую он встретил на болотах. Она была дикарка, эта Магда, и не могла сравниться ни с одной гранд-дамой высшего согдарийского общества, в котором он вырос. Ни внешностью, ни поведением, ни интеллектом. И все же она была ему интересна, как ни один другой человек на свете.
Арлинг знал ее всего пару часов, но, казалось, что они знакомы много лет. Она охотно отвечала на его вопросы, рассказала, что любит цветы, особенно мальвы, рыбок в сельском пруду и старую собаку Брету, которая, увы, погибла на прошлой неделе, подавившись костью. Как выяснилось, с белым кабаном Магда дружила давно и часто навещала его в лесу, принося гостинцы – фрукты, орехи и кукурузу, которую альбинос особенно уважал. Еще она любила петь и по дороге домой исполнила изумленным согдианцам несколько песен про веселый дождь, дружбу теленка с кроликом и восстание крестьян при правлении Седрика Первого. У нее был очень странный голос. Он то взлетал вверх и становился тонким, пронзительно чистым и звенящим, то вдруг резко обрывался вниз, приобретая низкие, грудные тембры, звуча мягко и одновременно волнующе. Когда они уже подходили к деревне, девушка вдруг заявила, что она никогда не ела мясо и рыбу, и им не советует. Мир Магды отличался от мира Арлинга, как живой цветок отличается от прекрасной розы, выполненной искусным ювелиром из благородного корунда цвета голубиной крови.
– Болезней, даже самых неизлечимых, можно легко избежать, однако, заразившись ими, уже не спасешься. Ты слушаешь меня, Арлинг?
Слова отца вернули его в трапезную мастаршильдского замка. Несмотря на то, что в зале горело не меньше полусотни свечей, и жарко пылал камин, ему вдруг стало холодно и зябко. Ах да, они обсуждали мятежников из Ерифреи. Интересно, когда отец созреет, чтобы рассказать причину их встречи.
– Мятеж был поднят из-за внутренних таможенных пошлин, – уверенно заявил Арлинг, вспомнив обрывок оброненной кем-то фразы. – Дваро здесь не причем.
Хоть он и не разбирался в политике, но взял себе в привычку иметь мнение по некоторым вопросам, которые обсуждались в высшем свете. Наследного принца Дваро обсуждать было модно, и Арлинг давно решил, что будет ему симпатизировать. Младший сын Императора был старше его лет на десять, но он отлично стрелял из лука и был заядлым дуэлянтом, в чем младший Регарди находил определенное сходство с самим собой. Он видел Дваро пару раз до ссылки в Ерифрею, однако общего языка они так и не нашли.
Канцлер тяжело вздохнул и потянулся к графину с водкой, но потом передумал и взял яблоко.
– Сборы на ввозимые в провинцию грузы мы ввели еще два года назад и с тех пор ни разу их не повышали, – сурово отрезал он. – Если тебя интересует повод, то им стал отказ императора рассмотреть прошение местных лордов освободить их от предоставления рекрутов.
Арлинг рассеянно кивнул и запустил пальцы в чашу с солеными огурцами, проигнорировав недовольный взгляд Элджерона.
А что если пригласить Магду в гости? Например, завтра? Он покажет ей свою конюшню, она, наверное, должна любить лошадей. В Мастаршильд привезли его самые любимые породы: благородных опаловых халингеров с выразительным взглядом, пылких алкетинцев золотых и буланых мастей, крупных таракенских кобылиц – вороную и караковую, и двух лошадок из далекой Сикелии, подаренных ему дядей Абиром на день рождения. Пропорционально сложенные, с красивой шеей и стройными ногами, они должны были особенно понравиться девушке.