Дойдя до последней ступеньки, женщина остановилась. Осторожно подняв глаза, с тревогой в голосе, она спросила:
– Что с тобой? Ты в порядке?
Джерри, тряхнув головой, повернулся обратно к двери, но фигуры там словно и не было. Улица была призрачно пустой. Он тихонько прикрыл дверь трясущейся то ли от волнения, то ли от страха рукой и, пройдя мимо женщины, провожающей его удивлённым взглядом, поднялся по лестнице к своей комнате.
– Джерри?! – окликнула она его.
– Я в норме, Гвен… Мам… не переживай за меня, – ответил он и посмотрел в её глаза. Они лучились добром и заботой. Но эти глаза таили в себе и великую печаль. Для Гвен эта печаль была – огнём для льда.
Джерри закрыл дверь своей комнаты, облокотился на неё и кинул портфель в угол. Его тело всё ещё пробивала крупная дрожь, а сердце билось в груди – птицей в клетке. Он в изнеможении съехал вдоль двери, вниз, и уселся на пол.
Джерри запустил руки в свои солнечно-рыжие волосы. Он смотрел в окно, находящееся напротив двери, и мечтал, наверное, о глупости: вот сейчас, в эту секунду взять и улететь туда, в небо, свободным как птица, оставив этот страх, оставив мучительные вопросы, оставив тревогу. Просто быть свободным. Оставить это место и направиться куда-нибудь, далеко-далеко, в иную реальность, где его ждала бы другая судьба.
Настал вечер, угрюмо накрывший весь маленький городок. Он тихими шагами не спеша расхаживал по улицам, принося с собой ночь. Небо темнело, обретая иссиня-чёрный оттенок. Тишина сменяла собою шум и рокот на улицах. Солнце уходило за горизонт, унося с собой частицу прошедшего дня.
С работы вернулся отец Джерри, Ричард – любящий муж и примерный семьянин. Он имел массивную, чуть сутуловатую фигуру. Обращали на себя внимание чётко выделенные скулы и крупный рот и нос, небольшие глаза с опущенными веками прятались за стёклами очков. Лицо с прямыми густыми бровями было почти всегда хмурым. Одет он был в чёрный деловой костюм. Джерри его отец всегда напоминал охранников в тёмных очках, которые обычно сопровождали важных персон: чиновников, президентов и других. На одежде ни складки, ни пылинки. Весь опрятный и чистенький. Лишь лакированные коричневые туфли не давали этому образу стать окончательно плоским.
После очередного сытного семейного ужина и бессмысленной болтовни о прошедшем дне Джерри с непринуждённым видом направился обратно в свою комнату, а Гвен незамедлительно позвала Ричарда в гостиную. Усадив мужа на велюровый, длинный диван в крапинку, она воскликнула:
– Опять! Ричард, опять с ним это происходит! Я уже не знаю, что и делать!
Гвен взялась за голову обеими руками. Мужчина призадумался, его лицо напряглось, а брови ещё больше нахмурились.
– Ты о его поведении? Что-то опять случилось?
– Да, Ричард! – Женщина засуетилась и начала расхаживать из стороны в сторону, нервно покусывая губу. – Сегодня он просто стоял перед открытой дверью и смотрел в никуда. Ну а выглядел он так, будто там, за дверью, было что-то жуткое!
Ричард привстал с дивана и лёгким касанием руки остановил свою озадаченную жену.
– Знаешь, Гвен, к нам в банк недавно приезжал один человек. У нас с ним завязался очень любопытный разговор. – Он задумчиво почесал затылок. – Этот человек работает в детской психиатрической лечебнице. Я рассказал ему о Джерри, и он посоветовал отдать его на лечение…
– Что?! – возмущённо воскликнула Гвен. – Ты хочешь отдать его в психушку?! Ты в своём уме, Ричард? Да ты вообще понимаешь, о чём речь? О нашем сыне, Ричард! Джерри и так тяжело, а ты ещё хочешь…
Ричард настойчиво её перебил:
– Тише. Гвен, милая, успокойся! – Он тихонько обнял жену. – А ты разве не думала об этом? Может, хоть там Джерри наконец-то помогут.
Гвен закрыла лицо руками и прижалась к мужу, ощущая бессилие. Она дрожала от подступающих слёз.
– Мы же даже не знаем, что с ним… Ричард, я так хочу, чтобы он был счастлив…
– Я понимаю, Гвен! Давай попробуем, и, будем надеяться, это решит нашу проблему.
– Хорошо… – вытирая слёзы, прошептала женщина. – Может, ты и прав.
Ричард чуть отстранил жену и посмотрел ей в глаза.
– Вот и ладно. Завтра я позвоню туда и попрошу, чтобы за ним приехали, – с надеждой на лучшее сказал он, – а сейчас пойдём спать, милая, уже довольно поздно.