Барт заперся внутри мрачной крепости каменного молчания. Он перестал спать, ходил по дому, будто волк по клетке, пока этот хаотичный путь не привел его к могиле жены. Общался он, в основном, несвязными звуками, или парой-тройкой слов.
Бобби нашел бутылку рома, затем ещё одну.
Джинни выкурила, казалось, целый мешок травы, но никакого эффекта, обычного для употребления подобных веществ, это у неё не вызвало. Она ходила вялая, сонная и безучастная ко всему. Она без конца рассказывала о родителях, о своем детстве, ходила следом за Сюзанной туда-сюда, пока та не наорала на неё.
— Джинни! Заткнись! — крикнула Сюзанна.
— Что? Прости. Просто, я думала обо всяком. О друзьях, в порядке ли они, о Майами, который остался без света.
— Понимаю, но оставь меня в покое.
— Ладно, подруга.
— Не зови меня больше «подругой». Никогда.
— Ладушки.
— Соберись, Джинни. Ты мне нужна. Но мне нужна нормальная ты. Не безмозглая тупица, в которую ты превратилась. Ты умная и сообразительная девочка. Так, будь ей. Нет, будь умной и сообразительной женщиной.
— Хорошо, — ответила Джинни. И ушла курить в подвал. Не было ни воды, ни электричества, но у неё, по-прежнему, находились заначки травы.
Гринберг решил, что уехать на Кубу — отличная идея.
— Мы можем добраться туда на лодке, моей или Барта. Топлива хватит.
— Тебя никто не держит, — ответила ему Сюзанна. — Хочешь попробовать — вперед. Для тебя, может, даже, будет лучше уехать. Я остаюсь. Я не уеду из дома, который кто-то может сжечь. Я не уеду, потому что сюда может вернуться Генри. Я не стану рисковать своим ребенком и выходить в море, где полным полно пиратов.
— Сюзанна, Генри мертв, — сказал Гринберг. — Смирись. Мы можем сегодня выйти в море, а завтра уже быть на Кубе. Горячий душ, электричество, никаких диких банд.
— Так, поезжай, — ответила она. — Раз тебе так надо.
— Я к тому, что ехать надо всем…
— Так. Хватит. Собираешься ехать — езжай. Неважно, зачем. Я остаюсь.
— Тебя там подстрелят, — промычал с дивана Бобби. Он лежал в обнимку с бутылкой ямайского рома. — Если не по дороге, то на Кубе точно, — он фыркнул.
Гринберг ушел утром, ещё до рассвета. Сюзанна больше его никогда не видела. Он искренне надеялась, что он добрался до Кубы и его там встретили сальсой, севиче[46] и сигарами.
Тейлор оставалась непреклонной оптимисткой. Её энергия и свет позволяли Сюзанне оставаться на плаву.
— А когда папочка вернется?
— Скоро, — отвечала Сюзанна столь часто, что уже сбилась со счета. Иногда это происходило, когда они ходили рыбачить к причалу, иногда перед сном, когда она засыпала в обнимку с мягкой игрушкой, иногда во время скудного обеда из жареной рыбы.
— И он привезет мне подарок. Потому что он всегда так делает, когда приезжает. А потом мы поедим мороженного. С шоколадной крошкой.
— Конечно, милая.
— Мисс Мэри уже на небе?
— Да.
— Она там счастлива? Там есть единороги и мороженное? Мисс Мэри любила их. Она же счастлива? Вы снова встретитесь на небесах и снова станете подружками, правда?
— Конечно, солнышко. На небе мы снова станем подружками.
— А что если ты умрешь?
— В смысле? Мы все умрем. Но очень и очень не скоро. Когда состаримся.
— Но мисс Мэри не была старой. Ты сказала, она умерла. Что она на небесах.
— Верно.
— Если ты умрешь. Если папочка умрет. Мы будем вместе на небесах?
— Мы не умрем. Не сейчас.
— Но ты сказала — все умирают.
— Да.
— Ты же меня не оставишь?
— Ну, — Сюзанна была в замешательстве. Она сама себе казалась неискренней, неправдоподобной. — Когда-нибудь, я умру. И папа тоже. Потому что это естественный порядок вещей. Но это будет не скоро. Не переживай.
— Ты не можешь умереть! Ты не можешь умереть и оставить меня одну!
— Деточка, это будет не скоро. Не расстраивайся.
— Обещай мне!
Сюзанна посмотрела в эти полные доверия и мольбы глаза и сделала то, что делают все родители. Она пообещала, почувствовав себя предателем.
«Во что я верю? Я верю в лучшую жизнь там, на небе, и что бог не оставит нас. Иногда об этом трудно помнить. И я смотрю на это дитя, и оно наполняет меня верой, энергией и силой».
— Хей! — выкрикнула Тейлор и выбежала из комнаты. Проблема решена. С тем, как Тейлор верила, что сила материнской любви способна победить смерть, Сюзанна улыбнулась и захотела закричать вместе с ней.
К тому времени, как Сюзанна вернулась, Мэри уже была мертва. Уставший доктор в госпитале посмотрел на неё, как на сумасшедшую, из-за того, что она умоляла его тащиться в такую даль.