Румпельштильцхен возвращает зубочистку на дно кармана, торопливо складывает серебряные приборы обратно в футляр и надевает пальто.
Комментарий к Часть 2. Пустыня растёт (Глава 1)
Глава писалась без желания задеть чьи-либо религиозные чувства. Сторибрук был городом без счастливых концов, а значит и монастырь, и монахини, и их вера - были фальшивыми. Потому что если бы - настоящими, то жительницы обители обрели бы свой счастливый конец и без снятия проклятия.
========== Глава 2 ==========
Монастырский сад был не большим: десяток раскидистых старых яблонь с чёрными пятнами вара на растрескавшихся стволах, две тоненьких облепихи да несколько вишнёвых деревьев, что каждый май цвели пышным розовым цветом, но почти не плодоносили: немногие ягоды, пережившие ночные заморозки начала лета, не успевали поспеть до осени. Весна в Мэне была поздней. Вот и сейчас, хотя шла уже вторая неделя апреля, на деревьях нельзя было заметить не только цветов, но и листьев. Только разносящийся по саду горьковатый запах тяжело набухших почек напоминает о том, что сейчас весна. Рул Горм вступает на дорожку и едва не увязает в грязи. “Надо велеть плиткой выложить”, - думает она мимоходом. Идея побродить меж деревьев уже не кажется Рул Горм такой привлекательной, но ни возвращаться в свою келью, ни вникать в бесконечные проблемы сестер ей сейчас не хочется. Поэтому фея, стараясь не обращать внимания на липнущие к туфлям комья влажной земли, направляется к грубо сколоченной скамье, стоящей под вишней. Какое-то время она просто сидит, мерно дыша и бессмысленно вглядываясь в не по весеннему пасмурное небо. Воспоминания, не оставлявшие её в покое весь день, отступают, а мысли становятся ленивыми и коротенькими. Она не думает ни о полётах, ни о том, как обратить наложенное Белоснежкой проклятие таким образом, чтобы дети, рождённые вне Зачарованного Леса — Генри, Нил и с десяток малышей, родившихся в семьях попроще - перенеслись в мир, так и не ставший их родиной, вместе с родителями, ни о счетах за газ. Лишь о том, что сиденье сделано из шершавой, некрашенной древесины, что корявая яблоня у ограды скоро рассохнется окончательно, что облако уплывающее в сторону города похоже на платье с рваным подолом, и что, судя по его серому оттенку, оно не развеется в воздушных потоках на мелкие клочья, а прольётся дождём.
- Я думаю, ещё распогодится. Ветер сильный, - раздаётся над ухом глубокий мужской голос, и Рул Горм невольно вздрагивает: она не слышала шагов. На дорожке стоит Румпельштильцхен, более всего похожий сейчас на мистера Голда — тот же безупречно отглаженный костюм, распахнутое пальто, трость с серебрянной ручкой, голова чуть склонённая к левому плечу, только вместо галстука мягко повязан шарф какого-то мрачного оттенка. В какой-то миг Рул Горм кажется, что мужчина сейчас криво ухмыльнётся и заговорит об арендной плате за занимаемые монастырём земли. Но Румпельштильцхен снова заговаривает, разрушая иллюзию.
- Ветер сильный, - повторяет он, - а туча не налилась ещё. Мимо пронесёт.
Мужчина замолкает, явно смущённый отсутствием какой-либо реакции со стороны собеседницы, и спустя несколько мгновений снова нарушает повисшую тишину:
- И так в последнее время каждый день зарядило. Но это ничего, - продолжает он скороговоркой, - так всегда подряд бывает, солнце подсушит, самое время… - каждое последующее слово звучит всё тише, и «время» бывший Тёмный произносит уже почти шёпотом. Но глаз не опускает, лишь безостановочно — и явно машинально — оглаживает большим пальцем ручку собственной трости, стилизованную под голову какой-то хищной кошки.
- Вы пришли поговорить о погоде? - холодно интересуется фея, откидываясь на скамье.
- Да, - отвечает мужчина и тут же поправляется, - Нет, нет. Я только увидел, что вы на небо смотрите, и подумал. Я пришёл спасибо сказать, за всё, что вы для меня сделали, - он говорит торопливо, забывая о паузах между словами, точно опасается, что его перебьют в любой момент. - И если бы я мог чем-нибудь помочь вам, я, правда, не знаю, что я могу, ещё толком не разобрался, но если бы вы мне подсказали… Я бы хотел, хочу… - он прикрывает глаза, точно выдохся от такого количества слов или набирается духу перед каким-то важным решением, и, спустя несколько секунд продолжает неожиданно медленно и спокойно: - Я должен извинится перед вами. За то, что я сделал.
- Вы… - Рул Горм едва заметно морщится, досадуя, что по въевшейся за двадцать восемь лет привычке именует Румпельштильцхена так уважительно. Осталось только добавить «мистер Голд». - Ты вспомнил?
- Нет, - качает он головой. - Мне рассказали.
- Тогда, - фея грустно улыбается, - в твоих извинениях нет никакого смысла. Как ты меня нашёл?
- Мне ваши девушки сказали, где искать.
Мужчина выставляет трость перед собой, опирается двумя руками и замирает, рассеянно оглядывая сад, точно не собирается ни уходить, ни прерывать молчания.
- Как ты осваиваешься? - спрашивает Рул Горм мягко.
Румпельштильцхен переводит на неё взгляд:
- Осваиваюсь, - произносит он с горькой иронией. - Ну, к этому, - он жестом указывает на собственную облачённую в чёрный костюм фигуру, - привыкнуть не сложно.
Жест выходит почти голдовский — только, пожалуй, слишком уж резкий — в нём нет ни характерной манерности Тёмного, ни ленивой небрежности сторибрукского ростовщика.
- А к чему сложно?
- Ко всему остальному, - с мрачной неопределённостью отвечает Румпельштильцхен. - У меня всё это, - он легонько бьёт себя по лбу, - просто в голове не хочет укладываться. Я просто не верю.
- Не веришь во что? - Рул Горм ловит мечущуюся в воздухе руку.
- В то, что я оказался такой дрянью… Нет, я думал иногда, чтобы я предпринял, если бы у меня была власть… Как думал, - он кривит лицо в попытке улыбнуться, - мечтал. Но плана вырезать половину деревни и уничтожить Зачарованный Лес у меня никогда не было. А выходит, стоило силе…
- Это была злая сила, - перебивает Рул Горм излишне пылко. - Это не значит, что в случившемся нет твоей вины, но в любом случае магия Тёмного такова, что искажает любые намерения.
- Хорошо, - угрюмо соглашается Румпельштильцхен, - в это я верю, хоть мне и трудно. Но читать-то я умею! И если на том камне написано «Нил Кэссади», как под ним может лежать Бей?..
Фея ничего не отвечает, лишь крепче стискивает руку бывшего мага.
- Я не говорю, - упавшим голосом продолжает он, - что Белль меня обманывает. Но она же может ошибиться…
- Холодно, - Рул Горм уже жалеет, что затеяла эти расспросы. Она не ожидала такой обезоруживающей откровенности и не знает, как реагировать. Как фея она должна бы посоветовать Румпельштильцхену искупить свою вину перед городом, честной и чистой жизнью загладить прошлые ошибки. Но вместо этого она спешит переменить тему. - Я замёрзла, да и у тебя руки холодные. Может быть, зайдём в дом и выпьем чего-нибудь горячего — чая или киселя?
Мужчина смотрит на их сцепленные ладони так, словно только осознал прикосновение, аккуратно освобождается от рукопожатия.
- Это неловко, - говорит он глухо.
- Глупости, - поднимается со скамьи Рул Горм. - Сестра Оливия как раз думала, кому скормить засахаренное варенье. Мои фейки отказываются. А ты как гость из вежливости съешь. - Фея улыбается: - Ты же не хочешь быть невежливым?
========== Глава 3 ==========
Когда Румпельштильцхен выходит из ворот обители, его останавливает тоненькая румяная девушка, почти ребёнок, которая говорит, что случайно — только вот в такие случайности Румпельштильцхен не верит — услышала их с матушкой разговор в саду.
- Вы хотели её чем-то отблагодарить? - уточняет она, и когда Румпельштильцхен согласно кивает, сообщает по секрету: - Рул Горм в жизни не признается в том, что нуждается в чьей-то помощи… Но на самом деле окна, рамы подтекают, во всех кельях на подоконниках лужи!
Румпельштильцхен имеет весьма приблизительное представление о рамах и подоконниках, но тем не менее обещает подумать, чем он может помочь.
- Может быть, просмолить? - предполагает он.
-Какое там! - его собеседница тут же машет рукой,- Они настолько рассохшиеся, что их только менять. Хорошо бы на стеклопакеты.