Смерть от передозировки препарата для похудания не вызовет подозрений в обществе, где все помешаны на обретении стройной фигуры. Никому не придет в голову, что это убийство.
Наступило четвертое июля. Большой турнир, скопление народа, палящее солнце. Все разгорячены после проведенных теннисных партий. Всех одолевает жажда. У Аурелии появился шанс. Почему бы не попробовать?
На всякий случай она захватила с собой упаковку таблеток, когда явилась в клуб по приглашению Луизы. Она имела возможность всыпать уже освобожденные от обертки и зажатые в кулаке таблетки в стакан с «Перрье», заказанным Клио, когда тот без присмотра стоял на подносе среди других напитков на стойке бара в ожидании запарившейся от обилия заказов официантки.
Позже, вечером, Малкольм подтвердил, что ее план сработал.
– Ты знала, что Клио принимает нардил?
– Понятия не имела.
Конечно, такая доза амфетаминов могла подействовать сама по себе. Лишь результат оказался быстрее предполагаемого.
– А завоевание расположения Малкольма Морриса было частью твоего плана? – Фрэнсис с трудом заставила себя посмотреть матери в лицо. Видеть в ней расчетливую убийцу, удовлетворенную своим поступком, для Фрэнсис было немыслимо.
– Нет. Только потом до меня дошло, насколько наши теплые отношения оберегали меня. Малкольм доверял мне. Всю неделю мы обсуждали с ним ход расследования. Он все время повторял, что не должен ничего рассказывать, а в конце концов все-таки распускал язык. «Тебе все равно не с кем делиться!» – смеялся он. А и правда, с кем? Кто захочет слушать меня, если я вдруг начну распускать сплетни?
«И кто сможет предположить, что тридцать лет как разведенная жена, мать взрослых дочерей, одна из которых помощник окружного прокурора, вздумает под старость свершить возмездие, расправиться с удачливой супругой своего первого мужа?»
Да, Аурелия, специально или нет, неважно, но надежно оградила себя от подозрений в убийстве.
У Фрэнсис создалось впечатление, что из тесной ванной комнаты, где исповедовалась ей Аурелия, постепенно откачивают кислород. Было не только тяжело слушать, но и дышать.
– Мне бы хотелось сказать, что я сделала это ради вас с Блэр, но на самом деле я поступила так ради себя. Я искупала свою давнюю вину. Расставшись с твоим отцом, я, сама того не желая, связала его с этим чудовищем. Моя жизнь без Ричарда сложилась не так, как я хотела. Я мало чего добилась, вернее, вообще ничего… Но один поступок, который уже имеет хорошие последствия, я совершила. Клио больше никого не сможет ранить. Ни Блэр, ни тебя. Хоть на миг прислушайся ко мне и пойми.
Фрэнсис смотрела на мать сверху вниз, на эту скорчившуюся на полу старую женщину в измявшемся летнем платье.
– Если я завтра умру, то умру счастливой, – произнесла Аурелия и закрыла лицо руками.
Наступившее молчание было еще мучительней предшествующей ему сбивчивой исповеди.
Фрэнсис предстояло сделать выбор. Передать дело полиции, а самой отступить в сторону и наблюдать, как система, из которой она только что выпала, будет ломать ее мать. Ждать от присяжных, что из жалости к семейству Пратт они признают убийцу невменяемой? И бейлиф уведет Аурелию из зала суда, и она попадет в заведение, не чета тому, в котором содержится Кэтрин Хеншоу.
Фрэнсис вспомнила, как в этом же домике на этой неделе они с матерью обсуждали вопрос: «А что случится, если преступление так и не будет раскрыто?»
Умник уже явно настроился на то, что это было самоубийство. Тогда со временем, не найдя новых улик, полиция, прокурор, газетчики потихоньку придут к такому же выводу. Люди начнут забывать о происшествии.
А вот сможет ли забыть она?
Фрэнсис больше была не в силах оставаться с матерью наедине. Она попятилась к двери, туда, где можно было глотнуть воздуха.
Аурелия отняла руки от лица, хрипло спросила:
– Ну и что ты со мной сделаешь?
У Фрэнсис не нашлось слов для ответа. Она лишь тряхнула головой, что можно было воспринять как ободряющий знак.
Без машины, пешком, хоть и сокращая, где можно, путь, ей пришлось добираться до отцовского дома довольно долго. Фрэнсис вспомнила, как в детстве, когда она ушибалась и ей было больно, мать нежно прижимала ее к себе и говорила: «Вот сейчас я поцелую это место, и все пройдет». Как она нуждалась сейчас в таком волшебном, все исцеляющем поцелуе.
Облака наползали на голубизну ясного неба, и становилось сумрачнее. Еще издали Фрэнсис увидела, что парадная дверь особняка раскрыта настежь. Она ускорила шаг и разглядела отца, сидящего в кресле у порога.
Он ждал ее. Когда она приблизилась и всмотрелась в его лицо, то в глазах его было больше пустоты, чем тоски. Он знал. Должно быть, Аурелия предпочла сама ему все сказать.
– Что мне делать? – сразу же, еще не подойдя к нему вплотную, спросила Фрэнсис.
– Ничего… – Его голос был тихим, но звучал достаточно твердо. – Я не хочу, чтобы кто-то что-нибудь предпринимал.
– Ты уверен?
Его голова начала мелко дрожать, но речь оставалась внятной.
– Если б Джастин был жив, я бы принял другое решение. Но его с нами нет… Когда я умру, с тобой и Блэр останется только ваша мать. Я не имею права забирать ее у вас… И мне не нужна месть. Я терял не раз тех, кого любил. Первой была ваша мать, покинувшая меня… потом Джастин и наконец Клио… Разве месть возвратит мне кого-то из них? И возвратит ли она мне вас, моих дорогих дочек, которых по неразумению своему, по слепоте, по слабости характера я оттолкнул от себя. Позвольте же мне уйти в могилу, не услышав напоследок от вас упреков за вред, что я вам причинил. Я бы хотел и, наверное, мог бы что-то исправить, что-то возместить, но времени осталось слишком мало. Прости меня, Фрэнсис…
Повинуясь скорее не физическому усилию рук Ричарда, а его воле, кресло стало откатываться назад, в глубь холла.
Фрэнсис не посмела ступить за порог и осталась на ступеньках крыльца.
Последующие за этим несколько часов она провела как в тумане. Она еще помнила, как звонила Сэму из телефонной будки на главной улице Саутгемптона, просила приехать за ней, но повесила трубку, прежде чем сказала, в каком месте ее подобрать.
Сэм отыскал Фрэнсис на ступеньках методистской церкви и то лишь потому, что ее скорчившаяся фигурка выделялась в темноте на фоне белого камня.
– Ты выглядела как заблудившаяся сиротка, – сказал Сэм, доставив ее домой, в кухню, к собакам, к знакомым и милым сердцу вещам, и теперь отпаивая виски. Оно жгло ей горло, но ощущение было приятным.
– Сэм… – смущенно обратилась к нему Фрэнсис.
– Я тебя слушаю.
– Скажи, если бы ты узнал, что человек, которого ты любишь, совершил преступление, как бы ты поступил?
– Что ты имеешь в виду?
Фрэнсис задумалась. Хотя она и полностью доверяла Сэму, но делиться с ним секретом не имела права. Она не могла взваливать тяжелую ношу своего сокровенного знания на его плечи. Однако совет его был ей необходим.
– Предположим, к примеру, что твоя жена призналась… в ограблении банка и при этом застрелила охранника. Ты бы донес на нее, зная, что тогда она остаток жизни проведет в тюрьме?
Сэм был ошеломлен. Возможно, из-за неожиданного упоминания о его Розе, а возможно, по причине слишком серьезного тона, каким был задан этот вопрос.
– Я не знаю… Мне вообще не нравится вся эта ситуация. Наверное, я бы очень крепко задумался. И чем больше бы я думал… тем мне бы становилось труднее вот так снять трубку и позвонить копам. Честно говоря, любовь, – если это настоящая любовь, – такая редкая штука… Это как благословение, ниспосланное нам откуда-то сверху. И потерять близкого человека – хуже этого на свете ничего не бывает. Я прошел через это. Я знаю. Я бы не смог жить дальше, если б сам своим доносом оторвал ее от себя навсегда, разрушил ей жизнь… Но это все только предположения. – Он внимательно посмотрел на Фрэнсис. – Вряд ли я очень помог тебе своим советом.
– Ты ошибаешься. – Лицо Фрэнсис просветлело, она потянулась к нему, и их губы встретились. Поцелуй длился очень долго, что было явным залогом его скорого повторения.