— Чего жалеть? — искренне удивляется он. — Еще нарисую, это дело нехитрое.
— Ну уж нет, давай я, мои кривульки не так жалко. Да и если они привыкнут к такой красивой еде, их кормить сможешь только ты, — прибегаю я к последнему аргументу.
Хомячки критично смотрят на мои попытки изобразить морковку, оглядываются на нарисованную Шэвиором и явно готовы капризничать. Даже подкатывают мне ее поближе. Мол, вот образец, рисуй такой же.
— Не такие уж у тебя кривульки, — ободряет меня Шэвиор. — Вполне съедобные, если внимательно посмотреть.
Хомячки замирают, как будто на них только что взглянули, как на зловещих вартов, и часто кивают головой.
— Да, если ты внимательно на хомячков посмотришь, они со всем согласятся, — хмыкаю я.
Но, надо признать, мои сегодняшние «шедевры» выглядят куда лучше ночных уродцев. Даже параниус благосклонно кивает, стоя на задних лапках. Ура, я прощена.
— Это надо отпраздновать! — провозглашает Диалия.
— Непременно, — кивает Лэксир и извлекает из другой трубки какие-то запечатанные в серебряное свертки. — Тем более что кормят здесь очень вкусно, хоть и на вид оно непрезентабельно.
— Совсем как мои рисунки, — шепчу я, а хомячки согласно кивают, уплетая мой шедевр под кодовым названием «яблоко».
— Попробуйте, Ваше Высочество! — Диалия кладет передо мной несколько тонких плиток и трубочек. — Десерт с розовой ленточкой.
Больше всего это угощение похоже на разноцветные брикеты в фольге, если их развернуть. А есть еще небольшие железные бутылочки, в которых, кажется, сладкое вино. Или чай с таким вкусом — не очень понятно.
Но от вопросов я воздержусь — меня и так половину пути развлекали совсем не так, как я хотела! Нет, я не капризничаю, но все же как-то очень подозрительно, что их всех так интересовало, как я получу информацию о принце, а сейчас они будто и забыли обо всем…
— Дай мне газету, — прошу я Лэксира.
Параниус оставил ее на столике рядом с магом. Но Лэксир почему-то не спешит мне ее передавать, разворачивает, придирчиво листает и говорит:
— Подождите, Ваше Высочество, я должен убедиться, что этот наш зверек ничего не порвал.
Бельчонок возмущенно шипит и бросается к нему, Лэкс перехватывает его и засовывает к себе в нагрудный карман, еще и погладить умудряется так, чтобы малыш затих. Точно между ушей, как Шэв показывал. Но параниус все равно недовольно сучит лапками, пока Диалия не толкает Лэкса:
— Ничего он не порвал, он аккуратный, — и добавляет шепотом: — Я проследила.
— Ну да, только раздел со сплетнями, это не так важно, — соглашается Лэксир.
И наконец я становлюсь обладателем целой газеты! Да, бумага отличается от нашей, она как будто желтее, но фотографии примерно такие же. А еще я, оказывается, могу читать! Наверное, ничего удивительного, раз я говорю на их языке… Но все равно я побаивалась, что не смогу разобрать ни строчки.
Впрочем, даже если бы и не разобрала — ничего бы не потеряла. Все статьи — о ближайшей ярмарке, постоянно упоминают Принцессу Илиссу. Она и в благотворительный фонд средства пожертвовала, и несколько школ учредила, и побеседовала с гостями из-за границы вместе с королем. А принц чем был занят? Ни одного приличного упоминания, лишь в пятой статье по счету я увидела его имя. В списке особ королевской крови, которые «почтят своим присутствием традиционное вручение призов»!
— Как будто принца у них и нет вовсе, — я отбрасываю газету в сторону.
— Есть, конечно. Просто… — Лэксир задумывается, подбирая слова.
— Нечего писать о величии Его Высочества, о нем и так всем известно, — выручает его Диалия.
— Да, Его Высочество Элерий очень скромный и не любит выпячивать свои заслуги, — поддакивает Шэвиор и делает вид, что смеется над проделками хомячков.
Они уже оправились от недавно пережитого и катают по листку шерстяной клубок. Объясните им кто-нибудь, что они не котята! Ой, о чем я опять думаю?
Вот так, значит? Ну ладно, разберемся мы с вашим принцем! Точнее, я разберусь.
22. Мест нет. Желаю хорошего отдыха.
Да, чудесные купе-капсулы были прекрасны, пока дело не дошло до высадки. Все же в наших обычных поездах двери пошире. Вот бедняга Шэв едва протискивается на перрон, да и то согнувшись в три погибели. Оглядывает орлиным взором вокзал — и подозрительно молчит. Я выбираюсь вслед за ним — да, тут есть от чего обомлеть! Будто в наш девятнадцатый век попали. Или в начало двадцатого: клубы дыма окутывают паровоз и станцию, желтый свет фонарей рассеивает темноту, но из-за дыма и пара расползается, как масло в каше.