Приходится смотреть под ноги, ступать в одном ритме с магом и думать, куда спрятаться, если вдруг что-то пойдет не так. А еще над головой кружат две светящиеся сферы — это удобнее, чем фонари, но отмахиваться от них — то еще удовольствие. Но я же истязатель роботов сегодня! Поэтому сферы сдаются после третьего по счету комка земли, которым я попадаю в них. Улетают вверх, обиженно пища. Но мне все и так хорошо видно в отблесках пяти сфер, которые парят рядом с Лэксиром.
Приваливаюсь в отчаянии спиной к какому-то пню, когда Лэксир замирает перед высоченной кирпичной стеной. По этим булыжникам я точно не вскарабкаюсь. Маг свистит, подавая условный знак.
На стене появляется кто-то в бордовой мантии, вниз падает тяжеленный канат, и незнакомец легко спускается по нему. И бросается к Лэксиру, повиснув у него на шее, и радостно выдыхает звонким женским голосом:
— Как же я по тебе соскучилась!
— Так бы и сказала утром, а не «нам надо срочно поговорить», — дразнит ее маг, а сам обнимает в ответ и не спешит размыкать объятия.
— Но почему бы не совместить приятное с полезным? — смеется она, закидывает голову назад, и с нее спадает глубокий капюшон.
— Сбежать из академии и рисковать получить взыскание за нарушение дисциплины? — спрашивает Лэксир с доброй усмешкой. — Именно поэтому ты выбрала такое позднее время?
— Никто не заметит, а если заметит — нестрашно. Глупые их традиции, что после восьми ученикам академии нельзя выходить за ограду.
— В древности это было условием выживания. После восьми в темноте ученик мог стать добычей поедателей магии.
— Да знаю я, — она мановением руки сгребает листья и тянет мага за собой в эту кучу. — Но условия поменялись, поедатели вымерли, а ректор все равно талдычит как заведенный, что дань традициям позволяет сохранить память о предках. Ага, чем дурнее традиция, тем живее память.
Сфера-фонарик как раз пролетает над ее головой. Я немею от удивления — маг тайно встречается с Принцессой Миалирой собственной персоной. И кажется, дальше подглядывать и подслушивать мне уже просто неприлично: они сидят, обнявшись, на толстом ковре из листвы и не могут наглядеться друг на друга.
И болтают ерунду, как будто насильно разлученные влюбленные. Маг точно голову потерял, смотрит вверх с идиотской улыбкой, разглядывает звезды и воодушевленно спрашивает:
— Кстати, о традициях. Сегодня видел несчастных струвиусов, их яйца кто-то вымел вместе с мусором. То есть эту традицию позабыли? А она как раз очень даже работает. Сейчас они прилетят меня благодарить…
34. Семейные секреты?
Кажется, струвиусы, которых я окрестила ворономышами, только этого напоминания и ждали. Появились из ниоткуда темными бесшумными тенями.
— Ой, никогда их вблизи не видела, — восхищенно вздыхает принцесса. — Они такие милые, хотя и бестолковые, постоянно затаскивают яйца в темные углы, за половиной забывают вернуться.
Струвиусы обиженно пищат, кружа над принцессой и магом. Миалира поднимает на них взгляд и улыбается совсем как Лэксир, мягко и в то же время с легкой издевкой. Или мне только мерещится издевка в ее словах?
— Да ладно вам, — она протягивает руку, и две ворономыши садятся на ее ладонь. — Это правда. Вы совершенно безмозглые, память у вас отвратительная, а яйца похожи на комки пыли и ничем не отличаются от таковых. Вы еще становитесь невидимыми и кладете их часто в домах, в укромных углах. И как тот, кто убирается в своем доме, должен понять, пыль это или будущий струвеныш? Ждать месяц, пока вы прилетите?
Лэксир внимательно смотрит на третьего струвиуса, усевшегося на горку листвы перед ним. Мягкие листья оседают, и зверек смешно балансирует на задних лапках. А в передних сжимает что-то блестящее. Лэксир ставит перед ним робота, и струвиус вспархивает на железную спину.
Мыши вроде не могут нахохлиться, но именно это все трое и делают, когда Миалира заканчивает говорить.
Она хмурится:
— Ой, ну хватит обижаться! И вам на самом деле с памятью повезло, иначе мир бы потонул в струвиях. Посчитайте, сколько яиц каждый откладывает за неделю!