— Похоже, мы нашли, — констатирует Лэкс.
А наши зверьки так и норовят перебраться на бумагу и приступить к пиршеству.
46. Ежели дева, рожденная в доме королей Артора...
Мы возвращаемся к столу у входа в архив, Лэкс разворачивает свиток и быстро пробегает глазами по тексту. Я заглядываю ему через плечо, но Эдикт написан такими старинными витиеватыми буквами, что слов не разобрать. Странно, я ни разу не задумалась, почему понимаю язык арторцев и арлионцев. Но сейчас не лучший момент выяснять это у "королевского мага". Спишу свои необычайные способности на волшебство зеркала, через которое меня сюда притащили. Наверняка не ошибусь.
— Так, вот здесь, — деловито бросает Лэксир, а сам прижимает указательный палец к отмеченному золотой литерой абзацу. — Надеюсь, наши пушистые друзья справятся.
Еще бы им не справиться! Они же в мой первый день в этом мире, когда я пыталась сделать себе заметки на память, чуть ли не все буквы подъели. А тут и литера золотая, и буковки красивые — просто загляденье!
— Ну, давайте, — подбадриваю я хомячков, — смотрите, какое объедение.
Лапки шуршат по бумаге, чуткие носики что-то вынюхивают.
— Вот интересно, а буквы могут быть вкусными? — спрашиваю я Лэкса.
— Не знаю, я их никогда не пробовал, — улыбается он, а сам наблюдает, как прожорливые зверьки уничтожают строчку за строчкой. — Съедобные точно. Смотри, уже щеки набили.
И действительно, хомячки выглядят довольными, в любом случае, сытыми. Мне кажется, у них даже брюшки раздулись. Питательные буковки!
— Все, забирай их. А то весь Эдикт сожрут.
Лэксир снимает пушистиков со свитка, я пересаживаю их на свой листок — и они уже через пару секунд сливаются с бумагой. Даже жалко: просто нарисованные зверьки, а только что были совершенно живые.
— И что ты напишешь, Лэкс?
— Что напишу? — он задумчиво проводит пером по губам и хитро поглядывает на меня. Как будто кокетничает. — Дай-ка подумать... О! "Ежели дева, рожденная в доме королей Артора"...
— "Во всем превзойдет своих братьев", — подсказываю я.
— "То надлежит назвать ее королевой во благо живущих в сих землях, а братьев приставить к делам военным или прочим сообразно с их склонностью", — заканчивает Лэксир. — А звучит неплохо.
И он подносит перо к бумаге и искусно выводит на ней новый закон о престолонаследии.
— Слушай, а как это у тебя выходит? — изумляюсь я. — Ты пишешь... и почерк, и вообще все... — я бы ни за что не отличила! И буквы, и наклон...
— А, это у меня с детства, — рад как ребенок, которого не отругали, а похвалили за очередную проказу. — Сам не знаю, как получается. И без всякой магии. Отец не раз говорил...
И тут он осекается, чувствует, шельмец, что вот-вот проговорится. Про батюшку-короля и подделку документов государственной важности. И я, конечно, делаю вид, что ничего не заметила:
— С твоими талантами мы могли бы в трактире новый Эдикт написать и сюда принести. И никакие хомячки не нужны.
— Не скажи! Старая бумага, печати — их без магии подделать сложно. А так — чистая работа!
Ну да, осталось только пылью присыпать. Я запихиваю свиток на прежнее место и очень надеюсь, что нашего вмешательства никто не заметит.
— Уходим?
Мы выскальзываем за дверь, Лэкс прячет ключ — и вот теперь мы уж точно никуда не торопимся. Опять перемещаемся от картины к картине, от вазы к вазе, от канделябра к канделябру. Мы просто ротозеи, нас хлебом не корми — дай на красоту посмотреть.
— Итак, мой юный друг, надеюсь, я убедил тебя. И ты, вернувшись домой, расскажешь всем и каждому, что ни один замок не может сравниться красотой и убранством с дворцом арторских королей, — напыщенно произносит Лэксир, когда мы вновь оказываемся в общем коридоре.
Я делаю вид, что внимаю его словам, разинув рот. И неподвижные стражники глядят равнодушно: мол, ходят тут всякие.
***
Танцы в бальной зале в самом разгаре, мы устраиваемся в нише возле распахнутого окна — нам надо дождаться Элерия, чтобы отдать ключ. Авось Его Высочество отыщет повод подобраться поближе к арлионскому магу. Не нам же шнырять по залу. Его Высочество тоже не чужд конспирации, поэтому сейчас чинно танцует с какой-то дородной дамой, а на нас и не глядит.
— Лэкс, — я приношу нам кубки с вином, хотя лучше бы тут были тарелки с канапе или пирожными, я бы не отказалась перекусить. — Как они узнают, что Эдикт изменился?
Лэкс хмурится: задумался или не понимает, о чем я? И я пускаюсь в объяснения:
— Понимаешь, у них этот Эдикт сто лет в архиве пылью покрывался. Кому он нужен, если и так все знают, что в нем написано?
— Это уже не наше дело. Кому нужно, тот и привлечет внимание. Прикажет опись в хранилище устроить, древние рукописи перебрать или еще что-нибудь. Мы свою работу сделали.