— Да там задачи какие-то странные, — пожаловался мне как-то Прохоров. — Никто прямо на вопрос не отвечает, а говорит, мол, если столько прибавить, да еще полстолько, да еще три штуки, то будет в точности в два раза больше, чем сейчас есть. Ну глупо же? Глупо. Почему нормально не ответить? А мне потом мучайся, ломай голову.
— Мозги тренируются на таких задачках.
— Тебе хорошо, ты уже все это прошел, в аттестате поди пятерка по арифметике стоит.
— Тройка.
— Да ты чо? — вытаращился он. — Ежели… Тьфу ты. — Он упрямо качнул головой и продолжил: — Если уж у тебя тройка, мне вообще там ловить нечего.
— Я был не слишком прилежен в точных дисциплинах, — уклонился я от прямых объяснений, почему так произошло. — Знал бы, что мне все это понадобится: и арифметика, и физика, и логика — зубами бы вгрызался.
Прохоров посмотрел на меня с сомнением, с огромным таким сомнением, которое было написано у него на лице большими буквами.
— Ты упорный, Гриша, ты справишься, — подбодрил я его. — Тебе экзамен сдавать не надо, если сам не захочешь потом дальше учиться.
— Да я и сейчас не особо хочу-то, — намекнул он.
— Назвался груздем — полезай в кузов, — воодушевленно тявкнул Валерон, посчитавший наш разговор развлечением для себя. — Вон даже Митя читать научился, а ты все сопротивляешься.
— Лохматый, а полотенцем по заднице, когда на кухню придешь? — возмутился Прохоров. — Я тебе вкусненькое откладываю, а ты токмо и норовишь надсмехаться.
— А что я такого сказал? — удивился Валерон. — Павел Валентинович ждет от тебя успехов. И мы тоже ждем, потому как не убудет успехов — твой учитель расстроится, посчитает себя негодным для обучения. Заметь: не тебя, а себя.
— Разве что, — Прохоров тяжело вздохнул и уткнулся в книгу по целительским артефактам.
Если судить по скорости переворачивания страниц, читать Прохоров начал быстрее, хоть и ненамного. Но что удивительно, Митя тоже начал читать, причем с полным пониманием того, о чем говорится в тексте. По поводу конкурента-паучихи он давно успокоился. Да и не слышно было ничего о ней — Куликовы хвастаться не торопились. Говорили ли они что-то между собой, для меня осталось неизвестным, поскольку Валерон через защиту их дома пройти не мог, а значит, не мог узнать, что там происходит.
После ужина я сделал первый работающий образец, пусть кривоватый, но зато его можно было испытать на Прохорове, поскольку у меня воздействие на разум было почти в два раза ниже, чем иммунитет к нему же. Мое воздействие через мой же артефакт не прошло, хотя я беспокоился о конфликте по авторству. Судя по учебникам, многие артефакторы оставляли для себя лазейку, но я пока даже не представлял, с какой стороны за нее браться.
Пока экспериментировал с артефактами, неожиданно поднял уровень иммунитета к воздействию на разум до пятнадцатого, этого уровня и решил делать артефакты.
Заняться не успел: вернулась артель Снегирева. Сам он гордо принес контейнер и предложил на продажу еще десяток кристаллов, но уже по три с половиной — чувство вины оказалось слишком скоротечным, чтобы еще и эти кристаллы продавать себе в убыток. Их я тоже купил, ни на что особо не рассчитывая, лишь поддерживая легенду о скупке. Ничего особого там и не оказалось, если не считать второй половины схемы малой Складной сковородки, о чем я зачем-то проговорился Валерону, после чего тот необычайно возбудился и брякнул:
— Наконец-то хоть что-то ценное. Нужно немедленно испытать схему. Петь, прям немедленно — это то, что понадобится в походе.
Я спокойно просмотрел остальное, поднял искру на единичку до сорок девятого уровня и сказал:
— У нас есть артефактный контейнер, куда точно так же можно отправить готовую еду. Первым делом нужно завершить двигатель для Мити, пока элементаль не удрал.
— Точно, — расстроенно вздохнул Валерон. — За него же деньги уплачены.
Поскольку двигатель у меня был уже готов, в него оставалось добавить последний недостающий элемент, так что много времени это не заняло, больше потратили на уговоры Мити, который категорически не хотел отключаться даже ради лазерного резака. Вспомнил свои страхи о том, что может не включиться потом или включиться кем-то другим.
— Митя! — рявкнул Валерон. — Мы тебе не мозги меняем, а сердце. В мозгах у тебя все останется по-прежнему. Не забудешь ни читать, ни писать.