Ему было всё равно.
— Давай... В смысле... Мы можем сводить тебя на ужин, чтобы это отметить? — от обнадёженного и тоскливого выражения её лица вежливый отказ, которым он собирался ответить, умер в его горле. Его загривок горел от стыда, как на летнем солнце. Она так много для него сделала и так мало просила в ответ. Разве он не мог дать ей всего одну вещь? По её лицу казалось, что вся её жизнь зависит от его ответа на вопрос.
Он медленно кивнул.
Его матери удалось сдержать порыв его обнять, но едва ли, и к сожалению, он достиг высшей границы своей адаптации на этот день. Он был благодарен, что она его не обняла, потому что одна из его истерик на кухне просто прекрасно подчеркнула бы день. Для него всё снова начало ухудшаться; он чувствовал это. Некоторые дни были лучше, но в последнее время его депрессия в очередной раз закружила его вниз. Он очень старался не дать ничему выйти из-под контроля, но попытки скрыть глубину своей депрессии от матери стали утомительными. Аарон очень старался не показывать при ней худшие из своих симптом, потому что ей хватало, о чём переживать. Иногда, когда в его голове звучали голоса демонов, он видел, как сильно забота о нём сказывается на ней. В такие моменты ему хотелось найти в себе смелость закончить её боль, и свою, но не находил. Это была ещё одна вещь в его жизни, для которой он не был достаточно мужественным.
— Хорошо, что ж, у Аллена сегодня первое свидание, так что, может быть, завтра вечером, — сказала она, её сияющая улыбка вырвала его из мрачных мыслей. Его немного успокоило то, что Аллен шёл на свидание. Его братьям пришлось со многим справиться, и они наконец могли начать жить отчасти нормальной жизнью, несмотря на своего психически больного брата. Аарон оставил на тарелке больше половины сэндвича, но доел суп, наклоняя тарелку и выпивая его. Он надеялся, что это удовлетворит её почти постоянную необходимость его кормить.
— Мам, я пойду ненадолго прилягу, — сказал ей Аарон, когда она понесла его посуду к тумбочке у раковины. Сочетание всех таблеток и вездесущей душащей депрессии вызывало у Аарона усталость, летаргию. Иногда эта усталость позволяла ему наконец сбежать на несколько часов в сон без сновидений и подремать в полдень. По другим дням он просто беспокойно смотрел в потолок или телевизор, сама мысль о сне ускользала от него.
Это началось как большинство его снов, с той последней репетиции дискуссий. Джульетта была капитаном, но Аарон был лучшим в клубе. Они старались подключить других учеников, так как это было начало четверти, старались их завлечь и посмотреть, кто попадёт в клуб в этом году. Аарон всегда помогал с набором людей, потому что для Джульетты дискуссионный клуб был важен, а Джульетта была важна для Аарона. В тот вечер они выбрали из списка тему эвтаназии. Джульетта была «за», а Аарону досталось «против». Не было важно, как они лично относятся к теме; им всё равно нужно было построить вместе ёмкую, эффективную стратегию для дискуссии. Джульетта объяснила собравшимся ученикам, что добровольная активная эвтаназия заключается в том, что люди решают, хотят ли жить или умереть. Государство не должно ограничивать законом свободную волю людей, если они не травмируют кого-то другого. Отказывать человеку в выборе между тем, чтобы закончить свою боль, и страданиями было несправедливо и жестоко. Это были сильные доводы, и Аарон знал, что спор с ними не принесёт ему никакой пользы. Его объяснения против эвтаназии были на другом уровне. Забирая жизнь у человека, особенно у того, кто терпит неумолимую боль, невозможно узнать, было ли согласие добровольным. Без помощи закона человека со значительным богатством могут убить. Даже предполагая отсутствие нечестной игры, ошибочный диагноз может без необходимости лишить кого-то жизни.
К концу дискуссии Аарон и Джульетта яростно перекидывались фактами и аргументами, с такой ненасытностью, что другие ученики обсуждали возможность вмешаться. Такими и были Аарон и Джульетта — страстными и напористыми. Будучи друзьями с начальной школы, они точно знали, как давить друг на друга, и какой будет следующая линия защиты; они были той ещё парой для дискуссий.
Сон скакал с места на место — прогулка, фургон, крики, боль, кровь.
Аарон резко сел в кровати, крик застрял в его горле. В спальне было темно, что только больше сбило его с толку, а затем он услышал звонок в дверь. Там пришли люди. Их так и не поймали, и они пришли. Люди, которые ранили его, убили Джульетту, пришли закончить работу. Эти люди убьют его семью, как убили Джульетту. Не думая, не останавливаясь учесть, что его противники вряд ли стали бы звонить в звонок, он вскочил с кровати и чуть не упал по пути с лестницы. Вид входной двери остановил его на месте. Мысленно, на каком-то уровне, он понимал, что это просто Аллен и его спутница, но на Аллене была школьная спортивная куртка, прямо как на Аароне в тот вечер. Его спутница была в свитере и джинсах, её рыжеватые волосы прямыми прядями спадали вокруг аккуратного лица, напоминая ему Джульетту.