Достаю щетку и пасту, перекидываю полотенце через плечо и выхожу на кухню. Монотонно кипит электрический чайник. Прохожу в ванную, оставляя дверь открытой. Стоит мне только начать чистить зубы, как заходит Томас. Он опирается на дверной проем, чешет левую руку. Неужто сидит на героине? Ненароком смотрю на его руки, в надежде не увидеть шрамов от иглы. И облегченно выдыхаю, когда вижу лишь чистые запястья, не покрытые ни чем, кроме тонких шрамов, что неудивительно, и россыпи родинок. Стоит сказать, что родинки покрывают и лицо парня.
— Прости, что вчера не сказал, что у нас занятия в восемь начинаются. Я должен был тебе всё объяснить, но… как-то не получилось.
— Угу, — киваю, выплевывая пасту, — я заметил, что не получилось.
Парень закусывает губу и сжимает кулаки. Ясно, кажется, воспоминания о слабостях причиняют огромную боль ему.
— Прости, Томми, — сам не понимаю, почему именно такой сокращенный вариант его имени сам срывается с моих губ. Замечаю удивленный взгляд на себе. Отворачиваюсь, включаю воду похолодней и умываюсь. Когда я выхожу из ванной, Томас отходит от меня в сторону, но я всё равно случайно задеваю его рукой своей. Парень дергается, будто его коснулась не рука человека, а разряд тока. Неужто боится даже случайных прикосновений? Насколько же его запугал тот азиат.
— Не дергайся, Томми, — наливаю и ему и себе чай, хотя не знаю, что мой сосед предпочитает пить по утрам. — Я не буду тебя трогать вообще, если тебе неприятно.
— Мне не неприятно, — парень садится за стол и, когда я подаю ему кружку, берет меня за руку. Мне хочется выдернуть руку, но я этого не делаю. — Видишь, у меня нет гаптофобии.
— Почему тогда дернулся так резко? — смотрю сверху вниз, но не чувствую того превосходства, что бывает обычно, когда смотришь на кого-то свысока.
— Не знаю, — кареглазый пожимает плечами и отпускает мою руку. Видя все эти засосы, хромоту явно не от травмы ноги, то, что происходило вечером, еле подавляю желание вытереть руку. Странная примесь жалости и отвращения к этому человеку. Сажусь за стол, отпиваю свой чай, в то время как сосед вообще не притрагивается к чашке. Сидим в тишине. Я пью чай, хотя мой желудок требует чего-то существеннее. Протестующе урчит на всю кухню.
Томас встает и тянется к верхнему шкафчику, чтобы достать что-то из него. Черная футболка задирается, обнажая поясницу. У меня невольно перехватывает дыхание. Вся кожа парня испещрена длинными царапинами. Как от плети. Это даже не царапины, а полноценные порезы. Чуть затянувшиеся, но один начинает кровоточить. Я прикрываю глаза и делаю вид, что ничего не видел. На стол передо мною ставится тарелочка с мармеладом. Апельсиновый.
— Спасибо, — коротко киваю и беру одну мармеладку. Пока пью чай, Томас уходит в свою комнату, а я достаю телефон. Не знаю зачем, ведь позвонить я не могу. Отец перед отъездом сломал мою симку, выдав новую со словами: «Звонить там тебе не за чем. Если надо, мы тебе с матерью сами позвоним». Вот так меня лишили даже такой маленькой радости, как доступ в интернет. Спасибо хоть мудак-папаша флешку не вытащил. У меня остались парочка книг в читалке. Открываю первую попавшуюся.
«Файл поврежден», — гордо выдает мне программа.
— Вот блядство, — ругаюсь, раздраженно кидая айфон на стол.
— Что-то случилось? — кареглазый выходит из комнаты уже переодетый в другую футболку, которая больше прикрывает поясницу.
— Нет, бля, я тут просто так раскидываюсь телефонами, — раздраженно цокаю, но тут же жалею, что сорвался на Томаса. Не он же виноват в том, что у меня к чертовой матери полетела флешка. — У меня форматнулась карта. Читать нечего. Доступа к интернету нет. Дно полное.
— У меня в комнате есть книги. Могу дать почитать, когда вернемся с занятий.
— А библиотека здесь есть? — встаю из-за стола и иду в свою комнату. Томас направляется за мной.
— Есть, но ловить там нечего. Там выдают только учебники и разрешенную литературу.
— То есть тут даже часть книг под запретом? — удивленно смотрю на парня.
— Ага. Зато оборот наркотиков среди учеников тут вообще не контролируется, — тихий смешок.
Я достаю из карманчика чемодана фасовочный пакетик. В нем белый порошок. Улыбаюсь и кидаю пакетик Томасу. Тот не теряется и ловит.
— Кокаин? — блестящими глазами смотрит на наркотик.
— Нет, мука. Я тут на досуге хотел булочки испечь, вот и привез с собой, — невольно глаза мои чуть не делают оборот в триста шестьдесят градусов.
— Шутник, — недовольно цокает Томас. Кидает пакетик мне обратно. Ловлю и убираю в чемодан. — Пошли, нам за пять минут нужно найти нужный кабинет.
Смотрю на часы, висящие на стене. Пять минут до занятий, неужто за это время мы не успеем?
И мы всё-таки опоздали. На полчаса. Знаете, как я это называю? Лузеры. Оказывается, нам стоило выйти сразу после того, как я проснулся. Вот тогда мы успели бы ровно к первому уроку. А так, прочесав яйца всё утро, мы нихрена не успели. Первым уроком была математика, длившаяся, как и все последующие уроки, 45 минут. Тридцать из которых мы бегали по этажам, словно по лабиринту. Я уже говорил про странную нумерацию кабинетов? Она действительно странная! В расписании был написан 102 кабинет. Где-то второй этаж. Но в здании пять корпусов, два из которых — общежитие. И надо где-то среди оставшихся трех найти этот чертов кабинет.
Первые пять минут, в течение которых мы спокойно прогуливались по коридорам, Томас объяснил мне частичное устройство этого колледжа.
— Тут уроки такие же, как и в общеобразовательных учреждениях. Только сам уже знаешь, всякие психологи и психиатры и прочая нечисть. Первые три урока точно будут нормальные. После них мы идем в столовую. Так же после шестого. Обычно именно на шестом уроке терапии и прочее. Правда после первой тебе вообще не то что есть, жить не захочется. Все уроки у нас проходят на одном этаже. Нам осталось только выяснить, на каком именно.
Я думал, что Томас знает расположение всех кабинетов, но, как выяснилось, ни черта мой новый знакомый не знает. Как потом мне сказала Тереза, кареглазый пришел в колледж совсем недавно, а в этажах путался из-за врожденного топографического кретинизма.
Мы сидим в столовой. Прошло три безумно скучных урока. Сам не знаю, как я оказался на обеде за одним столиком с брюнеткой и её другом, которого звали Галли.
— Ну или просто кретинизма, — Тереза хохочет, закидывая голову назад. Серьги в её ушах звенят, многочисленные кулоны на шее переливаются всеми цветами. Отсмеявшись, девушка продолжает: — Кстати, Ньют, где ты Тома потерял?
Пожимаю плечами и продолжаю есть салат.
— Он с Минхо ушел, — голос Галли звучит грубо и даже как-то противно. Так это он сосед Ариса? Кстати об Арисе…
— А где твой брат, Тереза? — отставляю тарелку в сторону и смотрю на девушку, которая сидит напротив меня.
— Он же в другом классе, они раньше нас в столовую приходят, да и занимаются в другом корпусе. Мне больше интересно, где Томас. Он обычно не пропускает обед.
Голубоглазая осматривает всё помещение в поисках друга. Я присоединяюсь к поискам, выискивая в массе учеников темную макушку.
— Не ищите, — нас прерывает голос, не вызывающий у меня ничего, кроме ненависти. — Он отдыхает. Тяжелая переменка выдалась.
Перед нашим столиком стоит всё такой же самодовольный Минхо. Вот сука. Я сжимаю руки в кулаки, но кто-то под столом меня легонько бьет по ноге. По взгляду Терезы понимаю, что это она. Пытаюсь выдавить из себя более-менее дружелюбную улыбочку, но не получается. Зато Галли весь светится. Похоже, они с азиатом хорошие друзья. К моему несчастью Минхо садится рядом со мной. От него пахнет какими-то резкими духами, от которых у меня начинает чесаться нос.
Галли с Минхо начинают обсуждать что-то из области спорта, говорят об общих одноклассниках. Всё это я пропускаю мимо ушей. Пока речь не заходит об Арисе. Вижу, как Тереза напрягается, утыкает нос в тетрадку с конспектами и делает вид, что не слышит. Зато я прекрасно всё слышу.