— А еще вы могли бы, — продолжал мистер Уайт, — гладить электрическим утюгом, который нагревался бы мгновенно!
— И чего только люди не придумают, — ответила миссис О’Каллахан.
— Все это мы получили бы, будь у нас деньги.
— Миккина Тетушка…
— Да будь она проклята, Миккина Тетушка! — вскричал мистер Уайт и, торопливо покивав Микки, прибавил: — И да смилуется над нею Господь.
Отличительная особенность споров с миссис О’Каллахан состояла в том, что они никогда не возобновлялись с того места, на каком прерывались. Она была генералиссимусом, который считал своих солдат, если и убитыми, то лишь pro tem[35]. К следующему спору они оживали снова, да, собственно, если какой-нибудь частный спор продолжался долгое время, миссис О’Каллахан имела обыкновение воскрешать своих павших через полчаса или около того, дабы вновь использовать их в том же сражении. И потому мистер Уайт, штурмом взяв бастион Тетушки, обойдя после жаркой стычки с фланга Папу и вклинившись в ряды погрешимости Архангелов, мог обнаружить, что Тетушка вновь подбирается к нему с тыла. Споры с миссис О’Каллахан, как и ее волнения по поводу погоды, бегали по кругу. Да если на то пошло, по кругу, большей частью, бегала и ее жизнь.
Причина, по которой никто не интересовался мнением Микки относительно продажи его фермы была простой: у него таковое отсутствовало. Он давно уж открыл, что человеку, у которого имеется мнение, как правило, приходится трудиться, доказывая его состоятельность.
— Послушайте, — сказал мистер Уайт, — Потоп либо состоится, либо нет. Ведь так?
— Может, и состоится, — ответила миссис О’Каллахан.
— Если Потоп не состоится, зачем вы позволили мне разломать сенной сарай?
— Так ломайте себе на здоровье, мистер Уайт. Нешто мы не понимаем, что джентльмен с такой головой, как ваша…
— Да-да-да. Давайте, в виде исключения, оставим мою голову в покое. Суть дела в том, что Потоп либо будет, либо нет. Так вот, если его не будет, ломать сарай было смешно и глупо, а если он будет, глупо не продавать ферму. Разве не так?
— А разве так?
— О чем это вы? — удивился мистер Уайт.
— А вот о том, что вы говорили.
— Миссис О’Каллахан, я пытаюсь сказать лишь одно…
Он вдруг примолк и замер, словно прислушиваясь к далекому шуму, а после воскликнул:
— Сахар! Как нам быть с сахаром? Наверное, если климат окажется не подходящим для сахарного тростника, придется выращивать сахарную свеклу, но, сколько я знаю, экстрагировать его будет трудно… надо бы выяснить, можно ли процеживать сироп сквозь кожу. Как называется этот процесс?
— Дубление?
— Нет-нет. У него какое-то научное название. Разные кислоты и прочее проходят сквозь кожу с различной быстротой, поэтому кожу используют, как фильтр, для их разделения. Ну, как бы там ни было, мы говорили о продаже фермы.
— Так ведь, мистер Уайт, вы вспомните о том, что она позволяет Микки на жизнь зарабатывать.
— Потоп…
— О Боже, — спохватился он, — мы с вами опять к Потопу вернулись? Неужели вы не понимаете, что, когда вода сметет ферму Микки с лица земли, ему все равно нечем будет зарабатывать на жизнь?
— Так, может, еще и не сметет, — умиротворяюще произнесла миссис О’Каллахан.
— Даже если не сметет…
Тут он понял, что теряет одну позицию за другой, торопливо взъерошил пальцами свои волосы и ухватился за край кухонного стола, как человек, пытающийся противостоять сильному течению.
— Если… — неуверенно начал он.
— Опять же, — сказала миссис О’Каллахан, — вы вот спросите у себя, почему Микки должен продавать свою ферму в угоду Потопу, когда сами вы, мистер Уайт, нипочем не желаете жениться.
Несколько минут он мрачно созерцал столешницу. Затем встал, вернулся к печи, сунул руку под бороду, чтобы поправить галстук, но обнаружил, что галстука на нем нет и поправлять ему нечего. После чего сказал:
— Сейчас мы это выясним раз и навсегда.
Стоя перед печью, он застегнул жилет, нервно сглотнул и откашлялся.
— Будьте добры, — сказал он. — Нет, так начинать не годится.
— Если, — продолжил мистер Уайт, — Архангел желает, чтобы я женился, не будет ли Оно так любезно спуститься по трубе и сказать об этом?