Когда я в первый раз посетил Гавану, мой новый друг, служащий одного из министерств, спросил, что бы я хотел здесь посмотреть. Яхту «Гранма»? Дом Хемингуэя? Сигарную фабрику? Крепость Ла-Фуэрса? «Кафедральный собор», — сказал я, и мы тут же тронулись в путь на видавшей виды дребезжащей «Ладе». Доехали до Пласа-де-Армас и остановились перед высоким серо-черным зданием в испанском колониальном стиле XVII столетия.
— Вот он, кафедральный собор, — сказал мой спутник.
Я открыл дверцу машины.
— Хотите обойти его кругом?
— Я хочу войти внутрь. Насколько я знаю, здесь находится одна из двух могил Христофора Колумба[14], — сказал я и вдруг понял, что поставил своего друга в затруднительное положение.
— Хм… Боюсь, что это будет невозможно. Он закрыт… на реставрацию.
— Хорошо, тогда посмотрим другие старинные церкви.
— Они тоже могут оказаться закрытыми.
— Как, все?! Что, религии на Кубе не существует?
— Да нет, что вы, доктор, у нас полная свобода религии. Но, если знаете, старые здания нуждаются в ремонте…
— Но должна же быть в Гаване хоть одна открытая церковь? Так поедем, поедем!
Моему спутнику явно стало не по себе.
— Может, лучше посмотрим Капитолий?[15] — предложил он.
— Нет, я предпочел бы поехать в церковь. И зайти внутрь.
И вот мы снова катим по обветшалым улочкам Старой Гаваны. Церковь Сан Фелипе? Закрыта. Церковь Санта Каталина? Закрыта.
— Так что же, все на ремонте? — спросил я.
— Думаю, что так, — ответил мой друг.
Только я что-то нигде не видел ни лесов, ни реставраторов.
— Похоже, во всей Гаване и впрямь не найдешь ни одной действующей церкви, — в конце концов сказал я, когда в полдень мы зашли в ресторанчик и заказали блюдо под громким названием «Мавры и христиане». Черная фасоль выступала за мавров, белый рис — за христиан.
Мой сотрапезник мигом огляделся — посмотрел сперва направо, потом налево, — а затем наклонился ко мне и прошептал:
— Вот пообедаем и попытаем счастья в церкви Нуэстра-Сеньора-де-Белен. Я там был крещен… Но должны же вы меня понять, доктор. Я занимаю хороший пост в министерстве только благодаря членству в партии. Выглядело бы нелогичным, чтобы я был еще и католиком.
Что ж, я его прекрасно понял.
Мне повезло — церковь Нуэстра-Сеньора-де-Белен и в самом деле оказалась открыта, и мне удалось походить по ее запыленному интерьеру. Кроме нас, здесь не было посетителей; не было ни священника, ни святой воды в чашах, ни горящих свечей в приделах, но был микрофон, установленный на главном алтаре, — значит, церковь была все-таки жива. Что ж, с меня и этого достаточно. Вздохнув с облегчением, что ему наконец-то удалось продемонстрировать мне свободу религий, мой кубинский друг повез меня в отель с таким настроением, будто у него гора с плеч свалилась.
— Скажу честно, — заявил он, — Фидель и Христос для меня, что две горошины из одного стручка. Оба — вожди славных революций!
Впоследствии, в ходе своих утренних прогулок по Гаване, мне удалось найти еще одну открытую, несмотря на свое плачевное состояние, церковь — Нуэстра-Сеньора-де-ла-Мерсед. Когда бы судьба ни забросила на Кубу, я непременно иду на утреннюю службу, которую служит какой-нибудь усталый францисканец для горстки старцев. Это хоть слабый, но жест солидарности с моей стороны.
Конечно же мы с Робертом не обошли своим вниманием немногие в Гаване хорошие ресторанчики, как, например, «Бодегита-дель-Медио», «Папас», а главное, бар «Флоридита», знаменитый тем, что в годы перед революцией сюда любил заглядывать Хемингуэй. Клешни крабов здесь подаются несравненные, а дайкири холодные до ломоты в груди. В таких местах обычно яблоку негде упасть, но я заметил, что стоит прошептать на ухо привратнику волшебные слова: «Гости Академии наук», — как столик появляется мгновенно. В коммунистических странах существует почтение к ученым, в особенности академикам, тогда как на Западе только поп-звездам и прочим скандальным знаменитостям удаются такого рода трюки где-нибудь в «Ле Каприс» или «Ле Эскарто». Вы могли бы себе представить, чтобы метрдотель, скажем ресторана «Конноут», льстиво и подобострастно глядел на парнишку, который, всего лишь представившись «старшим научным сотрудником Научно-исследовательского центра окороков и свиноводства при Министерстве сельского хозяйства», требовал бы незамедлительно освободить свой любимый столик в углу и подать обед на двоих, и тут же ответил ему: «Разумеется, сделаем, сэр!»
Конечно же мне очень хотелось посетить Гаванский зоопарк, где помимо всего прочего имеется большая племенная группа кубинских крокодилов — самых редких и, как говорят, самых агрессивных из всех существующих ныне на Земле видов крокодилов. Также интересно было посмотреть на аборигенного бело-зелено-розового кубинского попугая, также принадлежащего к исчезающим видам. Машина Академии наук отвезла меня туда, и сам директор повел меня на экскурсию. Обойдя примерно половину зоопарка, мы дошли до загона с крупными кошачьими. Пока я любовался группой тигров, нежившихся на солнышке, появились два смотрителя, таща за рога козла. К моему удивлению, они отперли ворота, втолкнули туда животное и мигом замкнули за ним створки. Козел стоял, моргал глазами, не понимая, что же происходит; тигры позевывали и глядели на него со скучающим безразличием.
14
Кафедральный собор в Гаване — ярчайший памятник барокко, построенный в 1748–1777 годах в традициях итальянского архитектора XVII века Ф. Борромини. Сюда была перенесена урна с прахом Христофора Колумба из Доминиканской Республики после того, как эта страна добилась независимости от Испании. В 1898 году урна была отправлена в Севилью, но бытует мнение, что часть праха великого мореплавателя все же осталась под сводами кафедрального собора; по другой версии, прах Колумба в действительности вообще не покидал пределов Доминиканской Республики.
15
Национальный Капитолий в Гаване был сооружен в 1925–1929 годах как точная копия вашингтонского. По свидетельству современников, его строительная площадка благодаря разбросанным по ней мраморным плитам напоминала о Древней Греции. Ныне в этом здании — Академия наук.