Терапевтическое воздействие дружеской беседы в какой-то мере сняло с Тайсона психическое напряжение. Они беседовали о снах, о чувстве вины, которое испытывает уцелевший, когда остальных его товарищей нет больше в живых, и о преследующем страхе после совершения убийства. Они вели пространные дискуссии о необычных проблемах командования людьми во время сражения, отдачи приказов, которые приводили к смерти подчиненных и гражданских лиц. Работая по этой узкой специальности. Сталь зарабатывал двести долларов в час, но они оба сошлись на этой цене. Популярная литература и насаждаемое благоразумие блокировали обычные проблемы обывателя. Сталь осознавал, что анализировать трудности бывших офицеров было гораздо интереснее, сложнее и прибыльнее.
Тайсон хотел было поведать о госпитале Мизерикорд, но шестое чувство подсказывало ему, что подобное признание, сделанное один раз, может войти в дурную привычку. После Сталя он все выложил бы Марси, после Марси – преподобному Саймсу. Таким образом, начав с психиатра, жены и наместника Бога, он, в конечном итоге, придет и к военному прокурору. Итак, он не открыл Сталю «главного секрета», и дальнейшая психотерапия перестала оказывать столь продуктивное воздействие. Тайсон прервал курс лечения, к большому сожалению и удивлению Сталя. Доктор видел в пациенте интересного больного, а больной считал своего врача весьма перспективным специалистом.
Последнее наставление Сталь изложил ему в письме, стиль которого был излишне высокопарен: "У меня имеется ряд догадок, которые приближают меня к вашей большой и страшной тайне, мистер Тайсон. Я не могу выразить суть этой тайны конкретно, зато чувствую ее тень и присутствие во всем, что вы говорите. Было бы праздной болтовней говорить об этом сейчас, но, пожалуйста, помните о моих уверениях в том, что все происходящее на войне – норма. Мне доводилось разговаривать с храбрыми людьми, которые разражались истерикой на поле боя, бежали от врага, оставляли своих друзей умирать. Они открылись мне в том, что вам и не снилось. Я говорю вам, мой друг, война – это ад,поэтому не падайте духом. Когда солдат идет воевать, ему заранее все прощается".
Тайсон никогда не забывал эту загадочную последнюю строчку: «Ему заранее все прощается».Но кем? Как? Когда это прощалось? Эта последняя строчка должна была вызвать острейшее любопытство у пациента и снова заманить его на кушетку к доктору Сталю. Бен порывался это сделать, но, в конце концов, не ответил на письмо, которое, кстати, и не требовало ответа.
Спустя какое-то время доктор Сталь, как и многие из его коллег, покончил жизнь самоубийством. «Таймс» сообщала, что передозировка снотворного может закончиться трагично, но Тайсон так не думал. Он считал, что это Вьетнам убил его.
Бен подплыл к краю ванны и схватился за поручень. Он посмотрел на лампу над головой и почувствовал, как ее лучи греют лицо. Он вспомнил, что не особенно удивился самоубийству доктора. Несмотря на все заверения Сталя о неподсудности и бесстрастном отношении к подобным вещам, он, – в конце концов, оставался всего лишь человеком. Он общался с массой больных, принимая их горе на себя, до тех пор пока оно не заполнило его сердце и душу, и как медленно проникающий вирус, не сломало его защитную систему. Наступил день, когда он обнаружил, что мертв, и обнародовал это.
Читая некролог, Тайсон неожиданно для себя опечалился. Но с практической точки зрения его больше интересовало, что стало с медицинскими картами пациентов, хотя никаких справок на этот счет он так и не стал наводить.
Как правило, доктор заканчивал сеанс словами: «Вы не можете убежать от демонов, поэтому вы должны подружиться с ними». Он посоветовал Тайсону припоминать сон до мельчайших подробностей. Постараться увидеть словно воочию тех, кто засел в тайниках его души, привыкнуть к ним и наконец подружиться с ними. Сейчас, лежа в ванне, Тайсон мысленно прокручивал все это. Но теперь-то, это он знал безошибочно, персонажи сна стали менее зловещими. Сон абстрагировал его будущее, и вот пришло время, когда ночной кошмар начал превращаться в реальность. Все заранее прощается, доктор Сталь.
Марси, обнаженная, вошла в ванную и опустилась в огромную лохань. Она глубоко вдохнула пары эвкалипта, улыбнулась и закрыла глаза.
Тайсон наблюдал, как ее груди колыхались в воде, потом перевел взгляд на лицо. Ручейки пота, бравшие начало у висков, бежали по щекам. Он подумал, что и без косметики она выглядит прекрасно. Она вытянула ноги и поплыла по дымящейся воде. Тайсон, достав до Марси рукой, помассировал ей стопы. Она пробормотала:
– О, как приятно.
Марси развела ноги, Тайсон встал на колени и, чуть подавшись вперед, схватил руками ее ягодицы. Она улыбнулась, когда в следующее мгновение Бен просунул голову между ее ногами.
– Ты утонешь, если еще так сделаешь.
– Какой замечательный способ уйти из жизни!
– Бен!
Он зарылся лицом в ее пах, она же крепко сжав его голову бедрами, увлекла Тайсона под воду. Он с минуту боролся и, освободившись, сказал, захлебываясь:
– Сука.
Она рассмеялась.
Тайсон учтиво ретировался в другой конец ванны.
Марси поднялась и ступила на кафельную плитку; расставив ноги чуть в стороны, она потянулась и зевнула.
Наблюдая за ней, Тайсон мгновенно вспомнил о фотографии. Впервые она появилась в журнале «Лайф» и перепечатывалась не один раз в книгах, относящихся к шестидесятым годам. На черно-белом снимке – группа студентов в лос-анджелесском Гриффит-Парке во время зимних каникул 1968-го. Должно быть, стояла теплая погода, потому что все они голышом выделывали курбеты в Малхолландском фонтане.
Согласно версии «Лайфа», фотографию сняли на рок-концерте. Когда же снимок использовало телевидение в документальном фильме о шестидесятых годах, то этот кадр считали иллюстрацией к понятию «свободная любовь». В вышедшем сборнике фотографий запечатленное на снимке трактовалось как антивоенный митинг. В общем, по какому случаю сняли эту фотографию, оставалось загадкой, важно то, что на ней была Марси. Она стояла на краю фонтана, так же как стояла она теперь на краю ванны, обняв одной рукой за плечи худого взлохмаченного парня. Другую, сжатую в кулаке руку она подняла вверх, а ноги для равновесия расставила в стороны. Неповиновение и едва сдерживаемая радость отразились на ее лице. Чуть поодаль на снимке виднелись двое полицейских, направляющихся к фонтану.
Тайсон снова мысленно представил фотографию: буйная поросль на лобке Марси издалека напоминала черный бычий глаз, ее рельефные груди торчали как-то победоносно. Несмотря на избыток наготы, фотография тем не менее не вызывала эротических чувств. Скопище голых тел означало политическую акцию.
Подобно другим мировым шедеврам фотографии, этот снимок выступает за рамки определенного события и отражает дух времени. Ни имена участников, ни фамилия фотографа, ни название журнала, где впервые появился снимок, не зафиксированы в печати. Фотография вошла в общественное сознание, став государственной собственностью. Не нужно платить гонорар за публикацию и не нужно защищать авторские права. Однако для тех, кто знал участников или же сам участвовал в сем действе, эта фотография останется глубоко личной и будет пробуждать печаль, радость и стыд, словно от осквернения чего-то сокровенного.
Тайсон посмотрел на жену, выполняющую качковые упражнения. Ее тело и лицо не сильно изменились за последние почти двадцать лет, хотя на фотографии длинные волосы спадают на грудь. Когда Бен впервые встретил ее на вечеринке у друга в квартире на Манхэттене, волосы у нее доходили до плеч, он навсегда запомнил ее образ: молоденькая девушка с длинными волосами, босоногая, без косметики, в ситцевом платье. Он сказал:
– Я тебя все еще люблю.
Она сделала паузу и улыбнулась.
– Мывсе еще любим друг друга. Запомни это на ближайшие недели и месяцы.