Берга не впечатлила тирада ван Аркена по поводу международных законов и дипломатии, но зато он узнал точку зрения генерального прокурора. Тем не менее он сказал:
– Американских граждан не судят для удовлетворения мнения мировой общественности либо общественности своей страны.
– Как бы я хотел, – тихо сказал ван Аркен, – чтобы это было именно так. В данном случае закон должен стоять впереди общественного мнения, чтобы все знали на будущее, что мы не сгибаемся ни под каким давлением. Другими словами, сэр, пока нас не захлестнула буря средств массовой информации, нам следует публично объявить о начале расследования.
Шестое чувство подсказывало Бергу, что ван Аркен, какими бы мотивами ни руководствовался, все же оказался прав. Но президент и его советники надеялись на быстрое улаживание этой неразберихи. Он понимал, что этого не случится, но в душе все же не терял надежду. Берг чувствовал, что не порадует Белый дом своими сообщениями по этому делу. Он выразительно посмотрел на Герберта Свенсона. Тот понял его немой вопрос:
– Я не согласен с тем, что это разбирательство должен взять на себя лично министр обороны. Следствие должны вести непосредственно судебные органы вооруженных сил.
Фрейзер Дункан кисло улыбнулся.
– Я бы порекомендовал, чтобы министр обороны пристально следил за ходом следствия, а сам передаю вахту службе генерального прокурора.
Тут заговорил Питер Траскотт.
– Средства службы генерального прокурора, как обычно, доступны правительству в интересах справедливости. Вопросы стратегии находятся в компетенции вооруженных сил и главнокомандующего.
Берг кивнул. Можно, думал он, прибегнуть к этому прецеденту. Как только выявятся нарушения «Кодекса военных законов», сразу срабатывает механизм по устранению этих нарушений. Но из-за того, что дело само по себе уникально и необычно, до судебного заседания должно быть принято много субъективных решений.
Берг собрал свои документы.
– Предлагаю отложить заседание, а дома взвесить все «за» и «против» и провести самокритичный анализ своих действий. – Он встал. – Мы вновь встретимся, чтобы обсудить межведомственные связи. Как бы там ни было, имейте в виду, что мы имеем дело не с абстрактными юридическими проблемами или проблемами общественных отношений, а с людьми, в частности с человеком по имени Бенджамин Тайсон, который может и не дожить до скамьи подсудимых. А ведь он несет максимум ответственности, и, если его осудят, смерть на электрическом стуле решит его судьбу. До свидания.
Глава 9
Дэвид заглянул в кухню, где за длинной стойкой сидел его отец. Тот пил кофе и что-то читал.
– Я иду спать, – сказал Дэвид.
Тайсон взглянул на кухонные часы – почти одиннадцать. Марси вот-вот должна прийти из магазина. Вечер стоял теплый, и Бен сидел босиком, без рубашки, в шортах из обрезанных джинсов.
Дэвид поинтересовался:
– Что ты читаешь?
– Да вот просматриваю копии вырезок из газет и журналов. Взял из библиотеки. Личные отчеты о сражении при Хюэ.
– Мы сейчас проходим это. Я имею в виду Вьетнам. По истории.
Тайсон улыбнулся.
– Помню на втором курсе мы только добрались до Эйзенхауэра, когда тот отправил морскую пехоту в Ливан.
Дэвид подвинул стул и сел напротив отца. Тот отложил фотокопии в сторону.
– Как у тебя дела в школе?
– Все в порядке.
– Насколько я слышал, дела обстоят иначе.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе приходится выдерживать шквальный огонь?
Дэвид виновато посмотрел на отца.
– Я улажу это.
– А ты сможешь?
– Ты всегда учил меня самому решать свои проблемы. Помнишь, когда я был совсем маленьким, ты выговаривал мне за рев. Больше я не приду домой заплаканным.
Тайсон окинул взглядом сына.
– Но ведь это совсем другое дело. Это моя вина. Ты можешь пожаловаться мне.
– Я не жалуюсь. Все не так уж плохо. Некоторые ребята... и девчонки... стали даже дружелюбнее.
Тайсон кивнул.
– Я переживаю то же самое. Но все же будь начеку.
– Я знаю.
Бен понял, что видит сына в ином свете. Давид был одним из тех мальчишек, которые считали своего отца лучшим человеком в мире. В наши дни это редкость. Об этом не говорят, и никто это не доказывает и не опровергает. Просто независимо ни от чего в их семье это переходило из поколения в поколение – Бен так же благоговел перед своим отцом.
– Хочешь пива?
Дэвид колебался, затем подошел к холодильнику и вытащил две бутылки. Открыв, одну протянул отцу, другую поставил перед собой и сел за стол.
Отец и сын выпили. Бен сейчас вспомнил Джина Конроя, едва знакомого человека, подошедшего к нему в клубе. Он извинился за поведение своего сына Дерека в отношении Давида. Тогда впервые Тайсон услышал о существовании такой проблемы. Однако он знал, что-нибудь в этом роде должно было случиться: в детях бродит потенциальная жестокость. И Тайсон не переставал себя спрашивать, не вдаваясь в подробности, мог бы Дэвид когда-нибудь быть бойцом роты «Альфа». Временами он надеялся, что его сын унаследовал эту жестокость, если нет, ему не выжить в этом мире.
– Взрослые обманывают почти каждое новое поколение молодежи, заставляя умирать за них и их идеалы. Ты понимаешь это?
– Думаю, что да.
– А я не хочу, чтобы ты боролся за меня. Я говорю, к примеру, о Дереке Конрое.
Дэвид разглядывал наклейку на бутылке.
– Я никому не дам спуску за клевету.
– О'кей. Пока ты защищаешь себя, снося личные оскорбления или что-то вроде того. Но не защищай моючесть.
– Почему?
– Я только что объяснил тебе. Взрослые надувают молодежь, впутывая их в свои разборки.
– Ты не надуваешь меня.
Разве нет? Процесс взросления, думал Тайсон, уносит с собой частичную потерю невинности – символа детства. Это время, когда неопытное существо получает сильное моральное потрясение от слов или действий самого близкого человека. Пора, решил Тайсон, Дэвиду узнать, что его отец невиновен. С этим знанием Дэвид вырастет и сможет бороться за настоящего, а не за придуманного Бена Тайсона, если, конечно, выберет эту стезю.
– Я хочу рассказать тебе то, чего никто из моего взвода не знает. Я расскажу тебе, как смогу, что же случилось в госпитале Мизерикорд. О'кей. Прежде всего ты должен знать, что Пикар написал в своей книге в основном правду. Мой взвод перекрошил больше сотни мужчин, женщин, детей. Самый молодой боец моего взвода был ненамного старше тебя. Его звали Симкокс, и я видел, как он расстрелял медсестру такого же возраста, как и он сам. Хочешь, чтобы я продолжал, или хватит?
Дэвид закусил нижнюю губу. Наконец он выдавил:
– Нет. – Он поднялся со стула. – Это неважно. Я знал, что все это правда. Мне безразлично. Я иду наверх.
– И натянешь одеяло на голову?
– Я не хочу слышать это, папа.
Тайсон кивнул.
– О'кей. Ведь ты понимаешь, в том, что люди говорят и пишут обо мне, по крайней мере, часть правды. Понимаешь также, что тебе это ничем не грозит. Тебе нечего стыдиться. Ты – Дэвид Тайсон, и ты независимый человек.
Дойдя до кухонной двери, Дэвид обернулся.
– А как же насчет того, что люди говорят о маме?
Этот вопрос застал Тайсона врасплох. Он больше настроился на обсуждение массового убийства, чем на предмет прошлого Марси.
– Прошлая личная жизнь мужчины или женщины никого не касается, кроме них самих. Твоя мать не причинила вреда ни одной живой душе, и никто не имеет права обидеть ее или даже попытаться оскорбить меня или тебя через нее. Не реагируй ни на какие выпады.
Дэвид ответил:
– Я должен быть честным с тобой, папа. Не о тебе говорил этот засранец Конрой, а о маме.
Тайсон вдохнул поглубже.
– Бред.
– Мне бросают в шкаф раздевалки мерзкие записки. Папа, если ты хочешь поговорить со мной о чем-нибудь, поговори со мной о всей этой чуши, которую несут про маму.
– Мне нечего сказать. Большая часть – ложь.
– Разве?