Самое томительное прошло. Наступило то нервное спокойствие, которое делает все ощущения особенно острыми и заставляет мозг работать четко и быстро. Не снимая пальца с гашетки автомата, Редков, стараясь держаться в тени соседней сосны, попытался взять инициативу в свои руки.
— Что это у тебя руки трясутся? Должно быть, первый раз в ночном карауле.
Спокойные интонации голоса обманули часового. Он опустил винтовку к ноге и уже менее тревожно спросил:
— Откуда? Какой ты части?
— Сержант лапуасского батальона Ярвинен. Ходил с ребятами на ту сторону москалей пощупать. Да сбились, видно, с дороги. Ты не наш будешь?
— Нет. Вам надо правее держать. Тут недалеко за горкой ваши.
— Значит, ты в куопийском служишь?
— Да нет. Я третьего егерского. Сменили мы куопийцев.
— Постой, постой, так третий егерский — наши соседи. Удача какая! — Редков стал рыться на груди под халатом. — У меня вашему командиру батальона пакет есть... Вот здорово. А я думал — до утра придется плутать, искать вас.
Редков приподнял марлю наличника. Спокойно и прямо поглядел в глаза часовому. Под его взглядом егерь как бы обмяк, стал доверчивее. Видать, не очень давно воюет.
— Штаб батальона нашего не очень далеко. Только дорога путаная, лесом. Не найдете вы его сами, господин сержант. Провожатого надо. А я не могу с поста уйти...
— Правильно, — покровительственным тоном, входя в роль, сказал Редков. — Пост для солдата — святое место. Стой, как вкопанный, и гляди в оба. А может быть, мы все-таки сами попытаемся пробраться. Как ты думаешь, парень?
— Да что вам без толку плутать. Еще обстреляют, чего доброго. Вы тут подождите малость. Скоро должны караулы проверять...
Слева послышался шорох снега.
— Стой, кто идет?..
— Свои... Ты с кем тут, Лейпенен, разговариваешь?
Из-за деревьев вырисовывалась грузная фигура егеря,
— А-а, Тойво... Что тебя черт носит?
— Меня не черт носит... Я часовых проверяю. — Егерь заметил Редкова. — А это что за личность?
— Это не личность, а сержант Ярвинен, парень, — веско и сердито ответил Редков. — Что-то ты, парень, очень развязно держишься?
— Извиняюсь, господин сержант... Здесь ночью трудно отличить начальника от солдата...
— Ну то-то же!.. Ты проведешь меня с ребятами в штаб третьего егерского...
— Но, господин сержант...
— Никаких но, Тойво... К вашему командиру у меня срочный оперативный пакет. Выполняй приказание. Потом доложишь, что выполнял мой приказ...
— Слушаю, господин сержант...
Решительный, суровый тон Редкова обескуражил егеря. Он просительно взглянул на своего приятеля, как бы спрашивая, что ему делать. Лейпенен молчал.
— Значит, пошли...
Не давая опомниться провожатому, Редков негромко подал стоящему поодаль взводу условные слова финской команды:
— Взвод, за мной, марш!
Заскрипели, зашуршали по снегу лыжи. Тремя цепочками, смыкаясь на ходу потеснее, разведчики, молчаливые, настороженные, прошли мимо часового. Весельчак Сивков, поравнявшись с часовым, нарочно поскользнулся и смачно проворчал знакомое ему финское ругательство:
— Саттана!..
Шли и запоминали каждый изгиб тропы, каждый холм, каждую прогалину.
У выхода на маленькую лесную полянку егерь остановился.
— Вот видите — внизу две палатки. Слева — это штаб, а справа — командирская...
— Нет, ты уж до места доведи, а потом и возвращайся в роту.
— Слушаю, господин сержант...
Александров тихо тронул локтем идущего рядом Сивкова. Тот — следующего разведчика. Легкий толчок обошел весь взвод. Это значило: быть наготове, скоро начнется.
Маленькая колонна вслед за провожатым спустилась в ложбинку. Стали ясно различимы две небольшие палатки с черными печными трубами наружу, запорошенные снегом. Александров приметил: возле сосен стояло несколько пулеметных лодочек. Около палатки — тень часового.
— Стой! Пропуск!
Резкая серебряная трель свистка разрезала морозный воздух. Редков, быстро вскинув автомат, свалил выстрелом в упор провожатого. Александров короткой, в три выстрела, очередью хлестнул по часовому.
— Огонь!
Сначала беспорядочно, потом сливаясь в гулкие залпы, началась стрельба. Резко лопнула одна, другая, третья гранаты.
— Вались на палатки!
Бойцы первого отделения дружно навалились на палатки, подминая деревянные колышки, опрокидывая печки.
— Людей вяжи. Документы забирай!
Все делалось молниеносно, стремительно. Из-под прорванной парусины выволокли четырех воющих людей, связали, заткнули рты варежками, повалили на лодочки. Вытащили из палаток бумаги, карты, завернули в халат, снятый с мертвого часового.