Зато проводник сиял как медный тазик, смотрел на ученого с любовью и сказал ему что-то очень радостное — но на сей раз ученый ничего не разобрал, он потерял способность понимать этот язык в тот самый момент, когда повесил на острый уступ скалы старую, ветхую тряпицу, вынутую из-за пазухи, и древнее знамя засияло на прощанье и исчезло.
И башня мертвых в ту же минуту в последний раз сверкнула вдали и растаяла в тумане.
Кончилось все плачевно для ученого, телевидение оказалось в большом денежном проигрыше, так как без древнего знамени передача вообще не имела смысла — горы есть горы, они везде одинаковые, и снятый оператором профессор, который нелепо лез по почти отвесной скале и забрался за какой-то выступ и исчез на несколько часов — это никакая не сенсация.
Мало ли дураков лезет на стену!
Короче, передачу отменили, вся команда вернулась домой, а профессора с собой не взяли, в наказание оставили его в горах, в пограничной деревушке без денег.
Профессор приехал на родину только через год, он заработал деньги на билет, устроившись библиотекарем к королю.
Но ведь кто-то его устроил, провел через все горы и направил прямо во дворец.
Может быть, это был тот самый проводник.
Мало ли, в такой дикой стране и проводники могут оказаться королевскими родственниками, там все родня друг другу.
Так что все кончилось довольно неплохо.
Хотя профессор потерял работу преподавателя.
Но на самом деле все ученые мира, работающие в музеях и университетах, страшно завидовали профессору.
Как-то ему удалось прожить целый год в этих диких горах, куда никого не пускают, где никому не удавалось зацепиться больше чем на месяц — и мало того, он был допущен в королевскую библиотеку, о которой мечтает буквально каждый!
Правда, он и из этого не извлек никакой выгоды, ни одной книги не выпросил и не привез, мало того, не написал ни единой статьи об этой библиотеке.
Он только сообщил одному знакомому (это сразу попало в газеты), что история о том, как целый город в горах онемел, оказалась выдумкой.
— Там все уже давно прекрасно разговаривают, лучше нас с вами, — сказал профессор.
Надо сказать, что работу он себе все же нашел, смотрителем зала в музее, и в этот зал приходят экскурсии, но смотрят не на горшки и ржавые топоры, а на профессора, который спокойно стоит у стены.
А в те дни, когда он отсутствует, его сменщица таинственно говорит посетителям, что профессор сегодня работает в другом месте, в королевской библиотеке в горах.
— И если бы не его старенькая мама, которая нуждается в уходе, он бы вообще давно улетел. А я его сюда устроила. Его мама — моя подруга, она меня попросила. Деньги-то нужно зарабатывать. Хорошо еще, что он на самолеты не должен тратиться, так просто летает. Его там любят.
И посетители явно хотят спрашивать дальше, как это можно летать без ничего, «так просто», но из-за хорошего воспитания делают вид, что им все понятно.
Отец
Жил на свете один отец, который никак не мог найти своих детей. Он всюду ходил, спрашивал, не пробегали ли тут его дети, но когда ему задавали простой вопрос: «Как выглядят они, как зовут ваших детей, мальчики или девочки» и так далее, он ничего не мог ответить. Он знал, что они где-то есть, и просто продолжал свои поиски. Однажды поздно вечером он пожалел какую-то старушку и донес ей тяжелую сумку до дверей квартиры. Старушка не пригласила его зайти, она не сказала ему даже «спасибо», но вдруг посоветовала ему поехать на электричке до станции «Сороковой километр».
— Зачем? — спросил он.
— Как зачем? — ответила старушка и тщательно закрыла свою дверь на замок, на ключ и на цепочку.
Все-таки в первый же выходной — а была суровая зима — он направился на сороковой километр. Поезд почему-то шел весь день с большими остановками и наконец, когда стало темнеть, дополз до платформы «Сороковой километр». Незадачливый путешественник оказался на краю леса и зачем-то полез по сугробам в самую чащу. Вскоре он попал на утоптанную тропинку, которая в сумерках привела его к маленькой избушке. Он постучался, никто ему не ответил. Он вошел в сени, постучал в дверь. Опять никого. Тогда он осторожно вошел в теплую избу, снял сапоги, куртку и шапку и стал оглядываться. В домике было чисто, тепло, горела керосиновая лампа. Как будто кто-то только что вышел из дома, оставив на столе чашку, чайник, хлеб, масло и сахар. Печь была теплая. Наш путешественник замерз и проголодался, поэтому, громко извинившись, он налил себе чашку кипятку и выпил. Подумав, он съел кусок хлеба и оставил на столе деньги.
Тем временем за окнами стемнело уже окончательно, и путешествующий отец стал думать, как быть дальше. Он не знал расписания поездов и вообще рисковал завязнуть в сугробах, тем более что повалил снег, заметающий все следы.
Тогда он прилег на лавочку и задремал.
Разбудил его стук в дверь. Приподнявшись на лавочке, он сказал:
— Да-да, пожалуйста!
В избу вошел маленький, закутанный в какое-то рваное тряпье ребенок. Войдя, он в нерешительности замер у стола.
— Это еще что за явление? — спросил с лавочки не совсем проснувшийся будущий папаша. — Ты откуда? Как ты здесь очутился? Ты здесь живешь?
Ребенок пожал плечами и сказал «нет».
— Тебя кто привел?
Ребенок покачал замотанной в рваную шаль головой.
— Ты один?
— Я один, — ответил ребенок.
— А мама? Папа?
Ребенок засопел и пожал плечами.
— Тебе сколько лет-то?
— Я не знаю.
— Ну, хорошо, тебя как зовут?
Ребенок опять пожал плечами. Носик у него вдруг оттаял и потек. Он вытер нос рукавом.
— Погоди, — сказал тут будущий отец. — Для такого случая у людей имеются носовые платки.
Он вытер ребенку нос и стал осторожно раздевать его. Размотал шаль, снял меховую, какую-то старушечью шапку, снял пальтишко, теплое, но очень рваное.
— Я мальчик, — сказал вдруг ребенок.
— Ну, это уже кое-что, — сказал этот человек, помыл ребенку под рукомойником руки, очень маленькие, с очень маленькими ноготочками. Ребенок был вообще похож на старичка, временами на китайца, иногда даже на космонавта своими припухшими глазами и носом.
Человек напоил ребенка сладким чаем и стал кормить его хлебом. Оказалось, что ребенок сам пить не умеет, пришлось поить его с ложечки. Человек даже вспотел от усталости.
— Ну, вот, теперь давай я положу тебя спать, — сказал он, окончательно замотавшись. — На печке тепло, но ты оттуда свалишься. Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Я тебя положу на сундуке и заставлю стульями. Что бы такое постелить тебе…
Человек стал искать по избе теплое одеяло, не нашел, решил постелить свою теплую куртку, снял с себя свитер, чтобы укрыть дитя. Но тут он посмотрел на сундук. Вдруг там что-то есть, какое-нибудь тряпье?
Человек раскрыл сундук, вытащил оттуда голубое шелковое стеганое одеяльце, подушку с кружевами, матрасик и стопку маленьких простынок. Под ними оказалась связка тонких рубашечек, тоже с кружевами, затем теплые байковые рубашечки и комок вязаных штанишек, перетянутый голубой лентой.
— Ого, да тут целое приданое! — воскликнул человек. — Это, правда, принадлежит какому-то другому ребенку… Но все дети ведь одинаково мерзнут и одинаково хотят есть… Надо друг с другом делиться! — громко сказал будущий отец. — Нельзя допускать, чтобы у одного ребенка не было ничего, он бы ходил в тряпках, а у другого ребенка было бы слишком много. Верно? — спросил он.
Но ребенок уже заснул на лавочке.
Тогда человек неловкими руками приготовил роскошную постельку, очень осторожно переодел ребенка во все чистое и уложил его. Сам же бросил куртку на пол возле сундука, заставленного стульями, и лег, укрывшись свитером. При этом будущий отец так утомился, что уснул сразу же, как никогда в жизни не засыпал.
Проснулся он от стука в дверь.
В помещение входила какая-то женщина, вся занесенная снегом, но босая. Вскочив спросонок, человек загородил собой сундучок и сказал: