— Сходи за аптечкой, — приказал Александр. — Есть в доме?
Лера понятия не имела, но побежала вниз. Увы, аптечки она не нашла, только перекись и вскрытую упаковку бинта, и с этой скудной добычей поспешила обратно. Когда она вернулась в спальню, оказалось, что Матвей уснул. Александр сидел на стуле рядом с кроватью.
— Ему так плохо, — вдруг сказал Александр с неловким удивлением, будто впервые это осознал. А может и вправду впервые. Лера пожалела, что в комнате недостаточно светло, чтобы разглядеть выражение его лица. — Он ничего не понимает. Он… знаешь, что он искал? Самокат. Чертов самокат. В детстве не наигрался, что ли?
Лера никак не прокомментировала странные изыскания Матвея, молча протянула Александру бинт и перекись. Пока он обрабатывал рану, она смотрела в окно — не потому что хотела полюбоваться ночным садом, а потому что видеть разбитый лоб «спасенного» — хотя и видно-то практически ничего не было — было выше ее сил.
— Иди спать, — тихо сказал Александр. Лера резко обернулась. — Иди. Я посижу с ним.
Было что-то странное в его тоне, что-то, что она никак не могла определить. Она понимала, что ему тяжело примириться с присутствием Матвея, особенно после того, как тот его чуть не прикончил, но именно сейчас в голосе ее мужа было что-то… что-то странное, но как будто хорошее.
И только укладываясь спать, Лера поняла, что это было. Точнее, чего не было. Не было сарказма. Обычно Александр, говоря о «родственнике», был зол или очень зол. Он плевался словами, дышал огнем и ерепенился или выказывал такое перенебрежение, что хотелось ему врезать. Но там, у кровати, он был спокоен. Что-то произошло за время ее отсутствия? Как бы то ни было, она надеялась, что Александр сможет если не простить, то отпустить злые деяния, плохие мысли и поступки, ошибки. Как собственные, так и Матвея.
Но с чего бы? У нее самой это не очень-то получается. Так почему должно получиться у Александра? Лера в который раз обмусолила в голове собственные опасения, чаяния и желания. Ничего утешительного не выяснилось. Она с отчаянным упорством цеплялась за то, что сделал Александр десять лет назад, построив такую стену, что никаким заклинанием не пробьёшь. А самое главное, понимая, что это путь в никуда, она не могла остановиться. Не могла разрешить себе влюбиться, поверить, расслабиться. Как бы ни было им хорошо в постели, о доверии и любви между ними речи не шло. Влечение, чувство собственности — возможно, но не больше.
Но ей предстоит прожить с ним всю жизнь, и значит, надо принимать его таким, какой он есть, либо не принимать вообще и тихо упокоиться с миром. Обоим. А ей бы хотелось, чтобы все наладилось. Так или иначе. А сейчас лучше лечь спать, ведь завтра предстоит тяжелый разговор с родителями. Очередная битва за того, кто даже не понимает, что о нем теперь будут заботиться.
Родители остались непреклонны. Лера битый час провела в лаборатории, но ничего не добилась. В принципе, ожидаемо, но все равно обидно. До чертиков, до злых слез, до комка в горле. Не так уж часто она обращалась к ним с просьбами.
— Мам, ему нужно немного времени. И свежий воздух.
Евгения Павловна даже не потрудилась ответить, она высматривала что-то на дне пробирки.
— Пап!
Николай Дмитриевич глянул на дочь поверх ящика с рассадой и сказал:
— Элеонора, я думал, ты уже уехала. Но раз уж ты здесь… не хочешь посмотреть, что у нас получается?
— Коля, не надо! — тотчас ожила мать. — Ты же знаешь, это плохая примета! Потом, потом она посмотрит, когда будет результат. Еще часик. А потом мы станем знаменитыми!
Лера поникла. Было ужасно осознавать, что Александр и Эмиль оказались правы. Неужели этим все закончится? Неужели придется… Чтобы успокоиться, она пошла прогуляться по саду и в дальнем его углу наткнулась на своего мужа и Матвея. Александр прислонился к забору, не сводя глаз с больного. Матвей же сидел на корточках и держал в грязных руках цветок. Голова его была забинтована, под глазом расцветал синяк. И несмотря на всё это — счастливое выражение лица.
— Смотри, — сказал Матвей неожиданно сильным голосом — ничего общего с его обычным бормотанием, — смотри, я сорвал его маме. Она любит этот цвет. Только надо помыть руки.
— Помоешь, — согласился Александр. Глянув на него повнимательнее, Лера вдруг поняла, что роль няньки совершенно его не возмущает.
— Кто вы и куда дели моего мужа? — пробормотала она себе под нос. — Привет. Как дела?
— Привет, — сказал Александр, а Матвей уткнулся в землю разве что не носом и принялся ковыряться там с утроенной силой. — Сделаешь нам чаю? Матвей, ты будешь булочки?
Да что ж такое? — подумала Лера ошеломленно, а вслух сказала:
— Конечно. Эмиль уже встал?
— По-моему, он и не ложился. Как все прошло?
— Никак, — с величайшей неохотой призналась она. — Никак. Я не знаю, что делать.
— Знаешь. Да, неприятно, но… мы не можем тащить его в город.
С последним утверждением Лера была согласна, но это ничего не меняло. Матвей не поднимал головы, яма около его ног быстро расширялась.
— Это не просто. Совсем не просто. Я не знаю, как быть. Знаю только, что не могу разрешить опять их… использовать. Это ужасно.
Ей хотелось бы, чтоб Александр обнял ее, погладил по голове, как маленькую, заверил, что все будет хорошо, но он по-прежнему подпирал забор. Не было на его спокойном лице ничего, что разрешило бы искать у него утешения. А она так устала.
— Пойду делать чай, — сказала Лера, чтобы сказать хоть что-то. Отходя, она все ждала, что он окликнет, но так и не дождалась. Зато она услышала, как Матвей спрашивает:
— А кто эта тетя? Это твоя мама?
— Нет, Матвей, это определенно не моя мама.
— Это моя мама? Нет, это не моя мама! Моя мама, она… другая. Я сорвал ей цветы…
Лера принялась мрачно хозяйничать на кухне. Оказалось, что вчерашние булочки слопал Эмиль, и пришлось печь новую партию. Это заняло полтора часа и пятьдесят процентов мыслей. Немного отвлекло.
Когда на кухне появилась Евгения Павловна, увлёкшаяся Лера сперва ее даже не заметила. А заметив, очень удивилась.
— Ммм. Чем это пахнет? Печешь?
— Булочки. Хотите чаю?
— Элеонора, — начала мать, даже не потрудившись ответить, и Лера по тону знала, что сейчас последует просьба. И не ошиблась. — У нас вышла небольшая заминка. Не сработал катализатор, нужен новый. Сможешь достать?
— Название напиши, — попросила Лера, вооружаясь прихватками и доставая из духовки противень. — Только печатными буквами. Срочно?
— Вчера, — скупо улыбнулась Евгения Павловна. — Нам всегда все нужно вчера.
— Папа будет чай?
— Нет, он прибирается. У нас… взрывчик был.
— Боги!
— Ничего страшного. Колбу разнесло. И полочку. — Сердце Леры сжалось от предчувствия. — А на полке реактивы были.
— Вы не пострадали?
— Как видишь. Мы в это время в подпол лазили. Но реактивы…
— Много?
— Немного, но все нужные. Я названия тебе напишу.
Одурительно пахло свежей сдобой. Лера смотрела в окно и думала, хватит ли у нее наглости озвучить свою мысль. Но… и так все плохо, и если станет еще хуже, то это не от того, что она не попытается! Лучше жалеть о сделанном, чем корить себя за бездействие.
— Будут вам реактивы, если оставите Матвея.
Ну вот, она это сказала. И тотчас приготовилась к ожесточенному бою. К взрыву негодования, к укорам и обвинениям. Но Евгения Павловна только покачала головой, сдвинула очки на кончик носа и сказала с едва уловимым оттенком гордости:
— Ты у нас получилась настырная, да? Раньше я этого не замечала. Я поговорю с отцом. Но не обещаю.
Лера вылупила глаза, пытаясь осознать, что только что услышала. Надо было ответить, поблагодарить, но на ум ничего не шло, кроме: Да ладно, мам, и это все?
— Ммм… да, — выдавила она в спину уже повернувшейся к двери матери. — Хорошо. Я буду здесь.