Выбрать главу

6

После санатория Каретников в первые дни был особенно ласков с женой, чувствуя некоторую вину перед ней и детьми, что весь этот месяц необычно для себя редко вспоминал о них, и уже одним тем, что вина своя так отчетливо понималась, Андрей Михайлович тут же как бы снимал ее, раз он в душе столь искренне покаялся в ней.

В это воскресное утро с обычной его растянутостью, неторопливым вставанием, неспешным завтраком вчетвером, без дочери — первое утро после приезда из санатория, — Каретников был в том умиротворенном настроении, от которого и Елена Васильевна, и Надежда Викентьевна тоже чувствовали себя спокойнее, да и Витька уловил, что сейчас его не погонят с отцовского места за столом, и, значит, можно сразу и завтракать, и мультфильм удобно смотреть.

Перехватив благодарный взгляд сына за такое попустительство, Андрей Михайлович благодушно подумал, что, может, нужно бы вообще поменьше запрещать ему. Вот ведь и отец почти никогда ничего не запрещал им — ни ему, ни Ирине, — а тем не менее они всегда в детстве слушались его, да и оболтусами как будто не выросли.

Витька был покладистым, добрым мальчишкой, и, наблюдая, как уступчив он в играх со сверстниками, как послушен в отношениях с матерью и бабушкой, да и с остальными, где бы они с Витькой ни бывали, Каретникову иногда даже хотелось, чтобы сын хоть когда-нибудь, хоть в чем-то серьезно вдруг заупрямился, не уступил, попытался настоять на своем — одним словом, показал характер. Вот дочь — та с избытком обладала всеми этими качествами, которых не хватало сыну: уж она-то и огрызнуться могла, и все по-своему сделать, как бы там ни давили на нее мать и бабушка.

— Женька еще спит? — миролюбиво поинтересовался Каретников. Он никогда не понимал, как можно спать до полудня, и обычно сердился на дочь.

В другое время и жена, и мать стали бы ему сразу жаловаться на Женю, рассказывать в очередной раз о ее рассеянности, о том, как она снова где-то забыла перчатки, как она упрямо пошла на институтский вечер не в том платье, которое, по их мнению — а следовательно, единственно правильному мнению, — она только и должна была надеть, как чуть ли не ежедневно у нее рвутся колготки — просто не напастись на нее, как она и прическу делает себе не такую, какая идет ей, но сейчас, когда за столом было всем так спокойно, Елена Васильевна только кивнула, что, разумеется, Женя, как всегда по воскресеньям, спит еще, а Надежда Викентьевна горячо стала заступаться за внучку перед Каретниковым, который, впрочем, и не собирался высказывать какое бы то ни было недовольство дочерью, тем более что вчера они уже виделись, однако самой Надежде Викентьевне особенно приятна была такая ее объективность после очередной ссоры с внучкой.

— А Женя вчера бабушке очень-очень нагвубила, — сообщил Витька, не отрываясь от телевизора.

— Наг-р-р-рубила, а не «нагвубила», — привычно поправила сына Елена Васильевна, чем-то озабоченная.

— Наг-р-р-рубила, — послушно и старательно повторил Витька.

— Вот видишь: умеешь же, а ленишься! — удовлетворенно сказала Елена Васильевна.

Надежда Викентьевна ласково, с признательностью посмотрела на внука. Ей приятно было, что не она сама сообщила об этом, но вместе с тем она лишь отмахнулась с достоинством:

— А!.. Я уже давно привыкла к ее грубостям.

— Мама, а зачем надо привыкать? — нахмурился Каретников, уловив все эти оттенки — от признательного ее взгляда Витьке до сознания своего великодушия и долготерпения.

— Андрей, ты же прекрасно знаешь! — обиделась мать.

— Что я знаю?

— Что она постоянно грубит — вот что!

— Откуда ему знать? — усмехнулась Елена Васильевна, и Каретников понял, что за этими словами были другие слова, был упрек ему, что Женя вот и ей тоже грубит, а он все никак не найдет времени, чтобы поговорить с дочерью серьезно, внушить ей...

— Мне она не грубит, — сказал Каретников. — А вам она грубит именно потому, что вы ей это позволяете.

— Она же при тебе так не ведет себя! — воскликнула Елена Васильевна. — При тебе она же совершенно другая!

— Так я и говорю, — сдерживая себя оттого, что жена не слышит и не понимает его, сказал Каретников, — я и говорю, что не надо ей этого позволять.