— Какая интересная история. — Он пристально посмотрел на нее, и она физически ощутила на себе его взгляд. — Было бы жаль, если бы ты зря надела этот наряд, правда?
Внизу ее живота все как-то странно затрепетало.
Морган собиралась переспать с Алексом, хотя он никогда не вызывал у нее подобной реакции. Но одного взгляда Константина оказалось достаточно, чтобы разжечь в ее теле огонь.
«Ты начиталась романов, идиотка, и у тебя разыгралось воображение».
Нет, она не идиотка. Она просто хочет, чтобы ее любили.
Морган Стэнфилд никто никогда не любил. Для своей матери она всегда была обузой, а отцу, которого не знала, было на нее наплевать. Встретив Алекса, она подумала, что наконец нашла свою любовь. Но он не любил ее, а просто играл с ней. А Морган была просто наивной дурочкой, которая совсем не разбиралась в людях. Которая была такой же безответственной, как ее мать, готовая броситься на алтарь любви, потому что думала, что нашла свою вторую половинку.
Морган всегда считала себя реалистом и прагматиком, но, похоже, ошибалась, раз оказалась в такой нелепой ситуации.
— Ты так думаешь? — спросила она.
— Жаль, когда женщина наряжается, но ей некуда пойти, — промурлыкал он. Это было так не похоже на его холодный, отрывистый тон, которым он обычно с ней разговаривал. — Ты очень красивая, Морган.
Морган знала, что хороша собой, но привлекательная внешность всегда лишь создавала ей неудобства. Ее рыжие волосы и ярко-зеленые глаза делали ее заметной в толпе. Для девушки, которая хотела полностью посвящать себя учебе и работе, красота была обузой.
Ее никогда не волновало, считает мужчина ее красивой или нет, но по какой-то причине мнение Константина о ее внешности было для нее важным.
— Ты считаешь меня красивой? — спросила она.
— Да. Но я уверен, что ты знаешь, что ты красивая.
— Возможно. Но я думала, что ты меня презираешь. Что ты не видишь во мне никаких добродетелей.
— Ты считаешь красоту добродетелью?
Она часто заморгала:
— Нет. Я имела в виду не это.
— Красота — это порок, — сказал он. — Будь это не так, я вытолкал бы тебя в коридор. Но твоя красота — это моя слабость. Ты как подарок, который ждет, чтобы его развернули.
— Что, если я тебя не хочу?
Не отрывая от нее взгляда, он медленно поднялся и подошел к ней. Морган смотрела на него, затаив дыхание.
— Не лги, моя дорогая. Это оскорбляет нас обоих. Ты хочешь меня с того самого дня, когда впервые переступила порог дома моих родителей. И чем более суров я с тобой, тем сильнее ты меня желаешь.
Константин был прав, и она ненавидела его за это. Морган помнила их первую встречу, которая состоялась шесть месяцев назад. Брат Алекса посмотрел на нее так, словно она была каким-то омерзительным существом, а Морган подумала, что он красив и сексуален.
Тогда Морган была рада присутствию веселого, дружелюбного Алекса. Оно защитило ее от горящего презрительного взгляда его старшего брата. Но сейчас они с Константином оказались лицом к лицу, и ничто не сможет ее защитить.
— И ты должна знать, как я тебя хочу.
Константин не схватил ее за руку и не рванул на себя. Вместо этого он протянул руку и провел подушечкой большого пальца по ее ключице. Это прикосновение разожгло внутри ее огонь. Грудь заныла под тонким кружевом.
— Я знал, что ты красива, — сказал Константин, — но не был готов к подобному зрелищу. Ты прекрасна, и тебя хочется рассматривать.
Морган не знала, почему ее сердце затрепетало от ее слов. Она всегда считала комплименты в адрес внешности дешевой уловкой. Еще будучи подростком, Морган запретила себе придавать значение красивым словам мужчин.
Но затем в глубине ее женского естества что-то болезненно сжалось, и внутренний голос сказал ей правду. Константин действительно ее хотел, и она ничего не могла с этим поделать, потому что тоже его хотела.
— Покажи мне, Морган, — его голос был хриплым, — покажи мне то, что я хочу увидеть.
Девушка поняла, что он хочет, чтобы она разделась. Морган ждала, что Константин снова сядет в кресло, но вместо этого он продолжал стоять на месте и пристально смотреть на нее. Высокий и широкоплечий, Константин казался ей огромным. Он был, по меньшей мере, на три дюйма выше своего брата и почти на целый фут выше ее. Ей следовало чувствовать себя жалкой и ничтожной рядом с ним, но она, к своему удивлению, не чувствовала ничего подобного.