Все то же колено опустилось на грудь и до хруста в позвонках прижало к полу, воздух перестал поступать в легкие окончательно. Теряя сознание, единственное, что мог разобрать Егор, было:
— Снова вывел меня, сука! Ну вот что ты за мразь такая?! Я ведь нормально хотел поговорить! — а потом все: мерное гудение и размывающийся до слепого пятна фокус.
***
Очнулся Егор на холодном линолеуме в коридоре. Во рту вкус крови, да она, в принципе, повсюду: на одежде и на полу, к слову, тоже. Вернулся в душевую, умылся, вытерся полотенцем, что, благо, было с собой. В зеркало на него смотрело почему-то показавшееся сейчас незнакомым лицо. Собственные глаза сверлили уже привычным немым укором, с выражением: «Дерьмо ты, Егор, маловесное, незначительное, ничтожное. Вот на таких мезенцевоподобных только и можешь рассчитывать». Переведя взгляд на свои руки, упирающиеся в серо-коричневую раковину, Егор спокойно сплюнул кровь в сток и снова посмотрел в зеркало, но уже на распухающую переносицу. Попробовал — болит, сука, перелома, вроде, нет, но решил, что в медпункт все же лучше перед парами сходить, мало ли… Провел рукой по почти высохшим тёмно-русым, слегка вьющимся волосам.
— Никакой не Златовласка, даже близко, пошли все нахуй, — брызнул в отражение водой, закрыл кран, сцепив руки, поплелся в комнату.
Ему давно расхотелось кому-то о таком рассказывать, давно отпало желание искать правды и заступничества, не хотелось даже мести. Единственное, что он чувствовал, был лишь холод стылого помещения, Егор крепче обхватил себя руками. Или дело совсем не в сыром коридоре? Кажется, холодом веяло от него самого, от рук и лица, Златопольский даже мог припомнить, с чего именно началась эта «вечная мерзлота» в его душе, жаль только, что себя до ее наступления он уже вспомнить не мог.
========== Часть 5 ==========
Утром стало хуже. И отекшая переносица — только полбеды. Позвонила Оксана и объявила о преждевременном завершении своего недолгого отпуска. Сказала, что директор улетает в Екатеринбург и нуждается в советнике в лице начальника ФЭО, то есть в ней. Егор возвращается к работе, это и хорошо, с одной стороны, так как отложенные деньги уже иссякают, но с другой — разбитое лицо и синдром хронической усталости совсем не прибавляют любви к жизни и энтузиазма.
— Стойте, — до Егора едва дошла вся суть новости, когда Оксана уже прощалась на другом конце. — Но если вы уезжаете, кто с Платоном будет в остальное время? Его, получается, к бабушке отвозить?
— Такое и не сказала. Нет, Егор, бабушка у нас теперь вне игры. Она больше не сможет с Платошей сидеть — возраст, проблемы со здоровьем, да и характер у Платона прорезается тот еще, из взрослых он только с тобой ладит.
— Тогда кто? — Егор занервничал не на шутку, задним умом подозревая, что из него хотят сделать полноценного бебиситтера, даже не состыковав нестыкуемое.
— Для этого, конечно, лучше бы встретиться, но у меня времени, как всегда, в обрез, поэтому… — Егор поежился от продолжительной заминки, уже красочно представляя, о чем именно его собираются попросить, и, формулируя категорическое, но вежливое «нет», продолжал напряженно внимать тишине. – У Платона же отец есть. Мой бывший муж сейчас живет в городе, вернулся недавно. Я не знаю точно, надолго ли он здесь, да это и неважно, он нам всего на неделю нужен. Так вот, ты к нему будешь Платона отводить после школы, там же с ним и заниматься, — Егор облегченно выдохнул, радуясь, что работа остается за ним на прежних условиях, ну почти прежних. — Адрес, телефон и расписание я тебе скину в ватсапе. Необходимые вещи уже перевезли, если что-то понадобится, он сам тебе скажет, короче, все по мере необходимости. Больше, вроде, никаких изменений. Забираешь его сегодня в 14.30. К трем на английский… Что я забыла?
— Егор лежал на спине, прикрыв глаза, ожидая, когда Оксана, наконец, изольет важный, по ее мнению, поток мыслей. Мысли иссякли.
— Вы не сказали, как отца Платона зовут.
Оксана почему-то замялась, и пауза не была короткой, на какое-то мгновение показалось, что связь прервалась.
— Оксан, вы слышите?
— Да… Максим его зовут… Вершин Максим Сергеевич.
— И номер его пришлите, я запишу.
— Спасибо, Егор, если бы ты только знал, как я благодарна. Командировка — семь рабочих, я прилетаю в среду на следующей неделе, до этого времени вы у отца.
Егор, конечно, не был в восторге от возникших перемен, вынужденные знакомства с новыми людьми его никогда особо не радовали, но это — работа, что ж, придется познакомиться, значит, еще с одним членом семьи своего подопечного.
— Одним больше, одним меньше, — скептически изогнув бровь, рассуждал он, все еще лежа в постели, шестым чувством понимая, что безбожно опаздывает на «Философские проблемы литературного анализа». Но главной мыслью в этот и без того хмурый утренний час было то, что ему, можно сказать, насильно навязывают чью-то чужую судьбу, и скинуть с себя этот балласт пока не представляется возможным. Вершиных в его окружении становится чересчур много, и своими трудностями они, похоже, вытесняют его собственную жизнь. Он практически сразу начал тонуть в круговороте чужеродной ему повседневности, стоило согласиться на подогнанную небезразличным преподом работу. И сейчас ощущение удушья стало лишь ощутимее — он зависим от денег, что получает за сопровождение и обучение игре на скрипке Платона, зависим от гибкого графика, но он совершенно не хочет вникать и понимать, что происходит за закрытыми дверьми чужих квартир. Егор-то со своей семьей не общается, с тех пор, как сбежал в Петербург, а это уже почти три года. А здесь мелкие и лишние подробности чужой жизни, чужой ребенок, а детей он никогда не то что не любил, просто не думал, что придется столкнуться всерьез с их воспитанием. Да и сам Егор внутри такой же ребенок, за ним бы самому кому-нибудь присмотреть, чтобы ел вовремя и бронхит не запускал, вот если бы он это еще понимал. А тут — чужой бывший муж, больная бабушка и женщина, которую он волей-неволей спасает. Своя жизнь вяло машет ручкой где-то на заднем плане. Времени на любимую группу, учебу, написание музыки совсем не остается. Он — гувернантка, состоящая на жаловании при семье, и это далеко не то, о чем он мечтал, сбегая в семнадцать лет из дома за тридевять земель.
Поэтому последний год, с тех пор как появилась эта подработка, ровно как и в данную конкретную минуту, он чувствует такой напряг…
Нехотя вставая с кровати и начиная привычные сборы, Егор отмахивался от ненужных мыслей, но всякий раз сосредотачиваясь, улавливал их отголоски, понимая, что, несмотря на всю глубокую вовлеченность в дела семьи маленького Платона, за чередой новостей о богатых и бедных, дальних и ближних сестрах, братьях, племянниках, дядях и тетях, он совсем не обратил внимание на то, что никогда и никем не упоминалась личность отца Платона. Его местонахождение, работа, даже имя, не то что причина отсутствия в семье, не задевалась в темах даже вскользь. Егор хмыкнул, сплевывая в раковину зубную пасту, перемешанную с кровью:
— Странно, — умылся и, вытирая руки о полотенце, уже вдумчиво оценил свое отражение в зеркале без оправы на кафельной стенке общажного туалета. — Но не страннее, чем вся твоя жизнь, чувак.
Окончательно приняв решение, что на первую пару он все же не пойдет, а покажет в медпункте свою безнадежно распухшую переносицу, Егор направился к выходу из туалета, стараясь не думать о вчерашнем вечере, ему с головой хватило ночных снов.
***
Максим открыл дверь ключом и с облегчением втянул воздух родного дома. Сколько его не было здесь? Полгода? Год? Он опустил дорожную сумку на пол, рядом с ней поставил чемодан, предварительно задвинув ручку, и расстегнул пальто.
Кто бы мог подумать, что спустя столько времени, ему улыбнется удача снова работать в Питере, в любимой студии, под которую была оборудована большая часть его квартиры. Первые съемки уже назначены на следующую неделю, на отдых в запасе Вершин имел три дня. Ожидая, пока наполнится ванна, он варил кофе, стоя в расстегнутой на все пуговицы рубашке у приоткрытого окна, когда на телефон пришло сообщение. Сняв смартфон с адаптера, Вершин провел пальцем по сенсору. Сообщение от Симона вызвало улыбку. Парень писал, что уже скучает и сожалеет, что раньше начала съемок приехать не сможет. Макс тоже откровенно соскучился, но прекрасно зная загруженный график работы своего бойфренда, претензий выдвигать не стремился, да и к тому же три дня — не такой уж большой срок, нужно и мозги в порядок привести, и место работы наладить. От высветившегося на дисплее имени бывшей жены напряглись плечи, сообщения от нее никогда ничего хорошего не обещали. Он открыл месенджер и начал вчитываться: «Вещи Платона в маленькой спальне…» — Макс поперхнулся кофе, закашлялся, проливая немного на брюки.