— Неправда, — возразила Натали, — ты всегда зависела от него, — и кивнула на портрет деда.
— Мне этого хотелось. Я любила его.
…Настя будет певицей, не обязательно профессиональной, а вот как ее прабабушка, чтобы в иные — трудные минуты жизни уметь выразить свою душу, освободиться от того, что теснится в ней и ищет выхода.
Проснулась Натали раньше всех в палате.
Ей показалось, что сердце лопнуло — резкая боль в нем содрогнула ее и сразу исчезла.
Натали выждала, осторожно передохнула и подумала: «Ничего, ничего. Ничего особенного. Это вполне естественно. Так и должно быть. Будет еще хуже. И я должна все выдержать».
В глубине сознания бродили тревожные мысли, неуловимые и холодные. Она боялась пошевелиться, словно могла спугнуть их резким движением.
«Не надо ничего бояться, — твердила она себе. — Что бы там ни случилось, ничего уже не исправить. Тебе осталось одно — жить, исходя из того, что произошло, а не из того, чего бы тебе хотелось».
И опять она заметила, что в ней тлеет какая-то сила, от которой легче, и она, эта сила, зреет.
Нянечка пришла подозрительно веселой и шумной, что-то безумолку говорила, и Натали готовилась встретить недобрую весть.
Стали разносить детей для кормления. Натали уже знала, что Настю не принесут.
— Настасья-то наша заболела, — напряженно-весело сказала нянечка. — Сегодня мы ее без тебя покормим. Лежать ей надо, не двигаться. И волноваться ей нельзя. И тебе волноваться нельзя. И двигаться тебе нельзя.
Врачей пришло неожиданно много, и вели они себя подозрительно.
Натали все выслушала внешне спокойно, и врачи, как ей показалось, растерянно переглянулись.
Но пока говорили только о Натали, а о Насте не было сказано ни слова.
— Она умерла? — не своим голосом спросила Натали.
Кто-то из врачей машинально кивнул. Нянечка всхлипнула.
— Дайте мне чего-нибудь уснуть, — тихо попросила Натали.
Ее освободили от молока, туго перебинтовали груди, сделали укол, дали чего-то выпить и все время говорили…
У нее хватило сил сдержаться, вернее, у нее не хватило сил ни крикнуть, ни пошевелиться. Натали молчала. Немота сковала ее. Немели мысли и тело. Даже боли в нем не было.
Она — потом — кричала нечеловеческим голосом, рвала на себе волосы, металась, запутавшись в бинтах, вскочила, кулаками разбила окно, бросилась вниз на асфальт, с наслаждением, после долгого полета ударилась о него головой, но все это лишь мысленно и оттого — страшнее…
И ей показалось, что она не спит, а оглохла и ослепла. Натали вся напряглась, укусила губу и заставила себя проснуться.
Болела голова. От прикосновения к подушке ныл затылок.
Увидев нянечку, Натали едва пошевелила губами:
— Что же мне теперь…
— Об себе думать, — строго, даже грубовато ответила нянечка, — об том, чтоб на ноги встать.
— А за что? — вырвалось у Натали. — За что меня… так?
— Медицина, — виновато отозвалась нянечка. — Организм. У врачей потом спроси. Они тебе все опишут.
— У врачей… я не о том.
— А об чем же?
— Вот раньше говорили: бог наказал. А меня кто?
— Температуришь? — обеспокоилась нянечка. — Может, дежурного врача позвать?
— Сама я себя наказала, — неуверенно произнесла Натали. — Принесите мне, пожалуйста, чаю.
— Ты лишние-то слова не говори, — грубовато посоветовала нянечка. — Какие тут «пожалуйста» могут быть? Тяжело ведь тебе.
— Чаю. Крепкого. И уснуть чего-нибудь. А то я с ума сойду.
— Нет. — Нянечка глубоко заглянула ей в глаза. — Не сойдешь. Не имеешь права. Да и крепкая ты.
Потом Натали пила вязкий, пахнувший веником чай, обжигалась, потому что руки мелко дрожали.
— Тебе, главное, на себя надеяться, — задумчиво шептала нянечка, — это уж надо. Такое пережила, что хуже может быть? А ты все выдержишь. Обязана потому что.
Проснулась Натали в другой палате. Рядом опять сидела нянечка. Они встретились глазами, долго смотрели друг на друга.
— Вот поправлюсь, — заговорила Натали, чтобы ни о чем не думать, — и буду жить не так, как раньше жила.
— Ты, главное, витамины ешь. Не жалей уж денег.
— Денег? — удивилась Натали и стала судорожно вспоминать что-то. — Денег? — с неожиданным раздражением переспросила она и вдруг разрыдалась, словно только что нашла для этого причину.
— Ты чего? Ты чего? — испугалась нянечка.
Натали бормотала сквозь всхлипывания:
— При чем тут деньги… я их ненавижу… из-за них… — и резко, подавив рыдания, проговорила: — Деньги тот любит, у кого души нет.