— За каждую травку и уплатим, — опять же, не шевельнув бескровными губами, сказала женщина и пошла к избе.
Оттуда доносился степенный говор покупателей и дергающийся голос Семена. Серафима знала о чем спор: муж просит подождать до осени. А эти — покупатели — ждать не хотят и не будут. Пусть Семен выкручивается.
А в ней — удивительно легко, как что-то само собой разумеющееся, ничем неопровержимое, естественное до того, что она побежала в избу накрывать на стол — росло и росло ставшее, наконец-то, ясным решение: никуда она не поедет. В ней не было ни протеста, ни злости, она просто бежала сказать, что не поедет отсюда, сказать это так же приветливо, как, например, предложить гостям-покупателям перекусить с дороги…
1969 г.
Всегда втроем
Рассказ
Они сошли с пригородного поезда на маленькой безлюдной станции. И состав сразу же дернулся и поплыл дальше, а потом застучал, застучал, застучал…
Проводив его взглядом, они пересекли раскаленные солнцем железнодорожные пути.
Впереди шел отец — легко, небрежно, как все привыкшие преодолевать большие расстояния пешкам. Сын вышагивал старательно, и каждый шаг напоминал прыжок.
Спустившись по насыпи, они двинулись через высокую траву к тропинке, которая вела в веселую березовую рощу.
— Красиво? — спросил отец.
— Ничего, — ответил сын. Теперь он шел впереди, смотря под ноги, а отец заставлял себя смотреть по сторонам.
— Хорошо ведь, а? — спросил он.
— Ничего, — ответил сын, не поднимая головы.
Из рощицы тропинка вывела их в луга. Запах скошенной травы смешался с клейким ароматом молодого леса.
— Устал? — опросил отец.
— Не разговаривай, пожалуйста, со мной, как с маленьким, — обиженно произнес сын. — Ведь не маленький я.
— Не сердись, — попросил отец, — я и не считаю тебя маленьким. Ты у меня, вообще, молодец.
— Ты у меня тоже, — повеселев, сказал сын. — Только редко ты со мной на рыбалку ездишь.
— Все некогда, малыш.
— Я понимаю.
К речке они подошли, когда солнце почти закатилось.
— Серота наступает, — сказал сын, — а потом будет темнота. Вот сейчас я немного устал. А ты?
— Тоже.
Рыбы в этой речке не водилось почти, зато и рыбаков сюда приезжало мало.
— Хорошо, — произнес отец таким тоном, словно ждал возражения. — Молодец, что надоумил меня поехать.
— Если бы ты всегда меня слушался! — Сын улыбнулся, но тут же губы его дрогнули, он сдержался и твердым голосом сказал: — Я за водой.
Отец стоял и слушал, как потрескивают и пощелкивают сучья под ногами сына, шелестят ветви.
Сошлепало ведро о воду.
«Нет, ты не маленький, — подумал отец. — И виноват в этом больше всех, видимо, я. Или не я».
— О чем думаешь? — спросил, появляясь из кустов, сын.
— О тебе, малыш.
— Я тоже о тебе думал. Там, — сын показал рукой на деревья, закрывавшие речку. — И, вообще, я о тебе всегда думаю. Помнишь, ты приехал из командировки ночью, в грозу? А утром мы поехали рыбачить. Помнишь, вытащили вот такую сорогу?
Отец кивнул.
— А помнишь… — сын хотел удержаться от этих воспоминаний, но не смог. — Помнишь, ты подобрал на улице раненого воробья? Помнишь?
— Я все помню, — глухо ответил отец. — Пора заваривать чай.
— Наступила темнота, — сказал сын. — А утром будет светлота.
Они молча приготовили еду.
Отец налил из белой пластмассовой фляжки в стаканчик, долго держал его в руке.
— Пей, — вздохнув, сказал сын.
Отец выпил.
— А помнишь, в форточку кошка влезла? — торопливо, словно боясь, что его остановят, спросил сын. — Мама закричала, а ты дал кошке мяса, и она с ним обратно в форточку. Помнишь?
Отец кивнул.
— Я все помню, — с виноватыми нотками в голосе сказал сын, — до мельчайших подробностей.
— Я, пожалуй, еще выпью, — полувопросительно проговорил отец.
— Конечно, — отвернувшись, сказал сын. — А почему бабушка называет тебя подлым?
— Не знаю, малыш… Видишь ли… Как бы тебе сказать?.. Она человек пожилой. У нее свои взгляды на жизнь и…
— Но ведь она очень хороший человек.