В Загребе им иногда казалось, что они все еще в Вене, в большом кафе. Лица кельнеров, да и многих посетителей тоже точь-в-точь как в Вене, "Austrian faces" [приметы Австрии (англ.)], - сказала Харриэт. Роберт нашел, что это даже приятно.
О поездке по Земмерингу он больше никогда не вспоминал. Ближайшей их целью было теперь торговое село в Крайне, называвшееся Церкника или Циркниц. Оно расположено невдалеке от озера, которое время от времени вместе со всеми рыбами и прочими обитателями исчезает, вроде как Нойзидлер-Зе в земле Бургенланд; странная эта его особенность была известна еще Плинию.
Господин Милонич изготовил для четы Клейтонов нечто вроде словаря-путеводителя, англо-словенского и англо-хорватского, содержавшего необходимейшие слова, и вдобавок нарисовал на полях маленького рака, а рядом с ним большой восклицательный знак. С помощью этого рисунка вечером на их столике очутилась завернутая в многочисленные салфетки миска, в которой, когда их сняли, обнаружилась целая гора этих докрасна сваренных тварей. Солоноватый свежий вкус их свое дело сделал - это были гигантские раки, - и рислинг как нельзя лучше подходил к ним.
Но Клейтон, с превеликим любопытством рассматривавший этих чудищ, хотел, посильнее разогревшись, снова пуститься в путь по горной дороге причины на сей раз были уже отнюдь не технические; он потребовал, чтобы его свели туда, где водятся эти раки, ему было интересно понаблюдать за ними в их естественном окружении. (Все это можно было высказать с помощью словаря Милонича и языка знаков, им изобретенного.)
- Ну, конечно же, - заметил хозяин, - до этого места каких-нибудь двести шагов, не больше.
На следующий день двести шагов остались позади. Собственно, это было еще не озеро, а так, проточное мелководье. Берег находился в тени, но водное зеркало сверкало на свету. Клейтон лег на живот в траве и низко склонился над водой. Здесь, у берега, заводь была совсем мелкая и прозрачная. Вскоре он, к своему изумлению, увидел трех или четырех раков, ползающих у самого берега и вылезавших из его впадин. Клейтон вскочил.
- Я вижу сразу нескольких! - крикнул он Харриэт, стоявшей на лужайке. Он скинул пиджак, засучил рукава рубашки чуть ли не до плеч, снова лег на живот и подполз к самой воде, так что удержался в равновесии только благодаря своим длинным ногам. Затем медленно опустил правую руку, но рак, на которого он нацелился, сильно ударяя хвостом и пятясь, нырнул вглубь и был таков. Клейтона удивил и в то же время позабавил этот маневр (он еще никогда не видел рака в вольной воде), он занес руку над другим; тот сидел у норы, повернув голову и могучие клешни в сторону пруда. Клейтон хотел и его принудить к забавному прыжку, но этот, величиной превосходивший всех остальных, даже не заметил приближения его руки. Тогда Клейтон, собравшись с духом, схватил его как положено, хотя ни малейшего опыта у него не было, за переднюю часть, так называемую "шейку", и вытащил. Хвост этой твари был крепко прижат к брюху, он выгнулся назад, широко растопыренные клешни уже готовы были схватить пальцы Клейтона, но ничего из этого не вышло. Клейтон повернулся на левый бок и бросил рака в траву; разъяренный, тот немедленно зашагал, угрожающе вытянув клешни. Клейтон засмеялся.
- Я его изловил, - крикнул он Харриэт, подошедшей ближе.
Она улыбнулась, глянув на мужа и его живую добычу. В тишине журчание ручейка, неподалеку отсюда перекатывавшегося через камень, казалось шумом. Клейтон, все еще лежа, пересадил рака, сразу направившегося к воде. Но через минуту-другую снова осторожно взял его за шейку, в вытянутой руке понес к заводи и пристроил на маленькой каменной плите, чуть-чуть выступавшей из воды у самого берега. Это чудище в жесткой своей скорлупе, вооруженное клешнями, несколько секунд поколебалось, потом все-таки ступило в воду и скрылось в глубине: Клейтон, покуда можно было, следил за ним, низко склонившись над водой.
- Успел со мной познакомиться, - сказал он жене, указывая, куда скрылся рак.
- Не думаю, чтобы это его обрадовало, - ответила Харриэт.
На том естественнонаучная охота окончилась. Да и есть раков Харриэт уже не хотелось, аппетит пропал, пояснила она, при виде этого буро-зеленого чудища в траве, очень уж оно смахивало на громадного паука. Клейтон живо и как бы обрадованно с ней согласился:
- Я тоже их больше в рот не возьму.
Отныне они ели рыбу, которой много было в озере, тем более что жарили ее отлично. Молодая чета пробыла здесь дольше, чем предполагала, хотя ей и пришлось поступиться некоторыми привычками. Так, например, в маленькой гостинице не было ванной комнаты. Ежедневное купание - не в той заводи, где Клейтон поймал рака, но в озере - было просто спортивной забавой, прежде всего для Харриэт, отлично плававшей и нырявшей, а не только желанием освежиться. Несмотря на синее по-летнему небо, от жары они нисколько не страдали. Казалось, что даже почва здесь прохладна, настолько она была пропитана водой и зеленью. Они с удивлением вспоминали свое пребывание в Вене, они словно прожили несколько дней в парной бане, хотя случайный взгляд на градусник за окном свидетельствовал, что температура здесь ничуть не ниже. Обилие листвы куда ни глянь, плеск притоков Циркница, изгиб освещенной солнцем дороги, устремляющейся в тень под пышные кроны деревьев, водяная пыль, пронизанная одним-единственным солнечным лучом, пробившимся сквозь густые ветви, - все это отбрасывало синеватые тени даже в полдневной светлоте и брало верх над жарой.
В комнате преобладал зеленый цвет. Слева за окном виднелась верхушка правда, не вся - большого дерева. Через неделю это была уже как бы собственная их комната. Так сильно она изменилась. Они это ощущали, но об этом не говорили. Воспоминание о том, как Харриэт стояла на лугу (еще раньше она стояла около пруда в венском Пратере), причиняло боль Клейтону. Теперь он знал, что женился на ней, с самого начала предчувствуя, что так будет. Случалось, небо бывало затянуто облаками, свет, точно серая пыль, лежал в уголках окна. Большая комната была тогда вся заполнена слабым светом. В ней стоял письменный стол. Харриэт вечно писала письма. Все у нее было для этого приспособлено, включая надежно закрывавшуюся дорожную чернильницу. Закрытая она имела форму жокейского кепи и была расчерчена соответствующими полосками. Клейтон был не в силах писать письма, Харриэт же могла писать даже поздно вечером после ужина. Мужу ее иногда казалось, что она устроила здесь самую настоящую канцелярию. Писала она быстро. За час четыре, а то и пять писем. В Англию, в Канаду и еще по разным адресам. Почерк у нее был крупный и прямой, перо явственно скрипело, двигаясь по сиреневой бумаге. Клейтон лежал на огромном гнутом диване. Они однажды написали открытку и Милоничу в Вену.