Как же здесь жарко, черт возьми!
Он вновь заставил себя сосредоточиться на коробке, полной наличных денег, и на всем том хорошем, что эта коробка принесет с собой. А затем — Мексика и воплощение всех его мечтаний.
Партлоу не знал, как долго пробыл в своем воображаемом мире, но вскоре его вернул в реальность звук закрываемой двери их спальни. Фитиль масляной лампы продолжал отбрасывать оранжевые блики на письменный стол. Партлоу перегнулся через кровать, глянул вниз и увидел, что Джинджер нет на месте. Пошла в туалет? Тогда почему не взяла с собой фонарь? Он взглянул на свои наручные часы и увидел, что время было двадцать минут четвертого. Что ж, куда бы она не направилась, она — большая девочка и наверняка сможет сама о себе позаботиться. Так что… лучше просто снова попытаться уснуть, если получится.
Но у него не получалось. Он отер пот с лица простыней и через пятнадцать минут снова посмотрел на часы. Джинджер еще не вернулась. Теперь ему было интересно, что она задумала. Пошла прогуляться по лесу? Сомнительно — особенно после того, как он рассказал о предупреждении мужчины из агентства, что вокруг хижины находится болотистая опасная местность, кишащая змеями. Он полагал, что здесь гремучие змеи, вероятно, убивали девять или десять человек в год — скорее всего, в основном это были ниггеры, работавшие на полях. Но… Партлоу заставил себя вернуться к изначальному ходу мыслей. Где же носит эту Великую-и-Могучую-Любительницу-Взрывоопасных-Парней-Джинджер-ЛаФранс?
Отчего-то он не мог перестать думать об этом. В конце концов, он решил, что она, вероятно, на заднем крыльце. Может быть, курит очередную сигарету и пытается поймать ветерок в этой ночной духоте. Но, опять же, почему она не взяла фонарь?
И откуда этот приторный странный запах? Как будто… где-то рядом лежали гнилые персики. Этот флер буквально висел в воздухе.
Одетый в майку и брюки, он спустился с верхней койки, взял лампу и вышел в переднюю комнату.
Джинджер сидела в углу, спиной к стене, на одном из плетеных стульев. Ее глаза цвета шампанского блеснули в свете лампы, но они не были обращены ни на свет, ни на него. Они неподвижно смотрела прямо перед собой.
При ней был кухонный нож с зазубренным лезвием, который она держала за рукоять двумя руками. Ее щеки и лоб блестели от пота. Пока Партлоу наблюдал за Джинджер, она медленно начала поднимать нож, задержала его в воздухе над головой на несколько секунд, а затем опустила — так быстро и резко, что Партлоу услышал свист клинка, рассекающего воздух.
— Нет, нет, — прошептала Джинджер. Глаза ее были устремлены на что-то, чего Партлоу не мог видеть. — Нет… я говорила тебе… не так… нет, нет… кто ты… кто ты…
— Джинджер? — позвал ее Партлоу. Он приблизился к ней, протягивая ей фонарь, как оружие борьбы с тьмой, с которой она сражалась.
— Я бы не стал этого делать, — прозвучал тихий голос, за которым последовал хруст, с каким обычно зубы впиваются в яблоко.
Партлоу повернулся и увидел, что Донни сидит не в кресле, а в противоположном углу на полу. Он был голым по пояс и сидел, скрестив ноги. Бисеринки пота блестели у основания его шеи. К счастью, он снял стеклянный глаз со лба, куда недавно примотал его изолентой. Он снова укусил яблоко и произнес:
— Наверное, тебе лучше отойти. Она может встать с этого гребаного стула и вырезать тебе сердце.
Партлоу отступил к Донни. Когда его спина едва не врезалась в стену, он вновь стал свидетелем того, как Джинджер поднимает нож, держа его двумя руками, задерживает его в воздухе на несколько секунд, а затем с силой и яростью опускает. На этот раз ее лицо исказилось диким, безумным выражением.
— Я сказала тебе! — прошипела она. — Нет, нет… не так… кто ты… кто ты… — затем ее лицо снова расслабилось, а пот чуть сильнее заблестел на ее лбу и щеках. С зажатым в руках ножом, она начала медленно покачиваться вперед и назад… вперед и назад… вперед и назад. В то время как ее мертвые глаза больше ни на чем не фокусировали взгляд. По крайней мере, ни на чем живом.
— Что с ней такое? — спросил Партлоу.
— Иногда с ней так бывает, — ответил Донни, хотя такой ответ совершенно не устраивал Джона. — Наверное, это похоже на те вспышки гнева, которые бывают у меня. Что-то в том же роде.
— Что? Она настолько волнуется насчет завтра, что погружается в настоящее безу… — он оборвался на полуслове, не зная, как назвать это ее состояние. Она вновь зашептала что-то, но на этот раз настолько неразборчиво, что казалось, будто она говорит на другом языке. Партлоу поежился. — Она хоть слышит нас? — спросил он.