Ол Крэб жестом указал Кертису, чтобы тот вернулся к работе, продолжая при этом идти рядом с ним. Они пересекли участок мраморного пола под вентиляторами, щедро направлявшими потоки холодного воздуха на ожидавших поезда пассажиров.
— Как у тебя сегодня дела? — спросил Ол Крэб, заметно смягчившись.
— Заработал доллар и двадцать центов. А один парень дал мне на чай еще тридцать.
— Что ж, отличный заработок. Только не просади все сегодня же.
— Не просажу, сэр.
Это был Ол Крэб — мистер Уэнделл Крэбл — который научил Кертиса вязать веревки, быть хорошим носильщиком и не очень «рычать», произнося слово «сэр[21]», чтобы ни один белый человек не уловил в его голосе несогласия или неуважения. «Всегда говори мягко», — советовал Ол Крэб, — «будь быстрым, делай свое дело, и если кто-нибудь будет обижать тебя, бросать в тебя оскорбления, как камни, пусть эти камни просто скатятся с твоей спины, слышишь?»
Да, сэр. Да, сэр, я слышу.
— Не бери в голову то, что случилось, — продолжал наставлять его Ол Крэб, пока они шли. Он посмотрел направо, на большие часы, висевшие на стене над билетной кассой. Следующий поезд Иллинойс-Централ не должен был прибыть еще час и сорок семь минут, хотя и он, и Кертис знали это и без настенных или карманных часов. После двух лет работы на станции Кертис знал графики поездов наизусть, а Ол Крэб — с тех пор, как начал работать здесь с марта 1911-го — успел выучить каждую трещинку на каждой дубовой панели, каждый скол на плитах платформ, каждый серый кусок гравия на рельсах, соединяющих станции и пересекавших Южную Рэмпарт-Стрит. Белые менеджеры приходили и уходили; уборщики, продавцы в билетных кассах и носильщики устраивались на работу и увольнялись или умирали, но Ол Крэб казался вечным. И если кто и мог назвать станцию своим «домом», то только мистер Крэбл.
В том месте, куда Кертиса ткнул сварливый белый парень, с которым он недавно случайно столкнулся и получил удар тяжелым чемоданом в левый бок, неприятно ныло, и Кертис понимал, что позже этот ушиб может доставить ему серьезные неудобства, но не сегодня. Сегодня, этим субботним днем, он считал, что с миром все в порядке, и он чувствовал себя счастливым, когда Ол Крэб спросил:
— Есть планы на вечер?
— О, да, сэр, есть!
— Ты как будто очень взволнован…
Кертис был поражен. Обычно Ол Крэб не проявлял интереса к своим подопечным и к их жизни за пределами станции, кроме того, что просил их держаться подальше от дешевых игорных домов и наставлял ходить в церковь воскресным утром. Однако на этот раз он проявил интерес — он явно хотел узнать, что так взволновало Кертиса. На самом деле, это было как нельзя кстати, потому что Кертис весь день хотел рассказать кому-нибудь — Умнику, Сверчку, Рейни, Прентиссу — или кому другому, кто еще не получил свое прозвище на этой станции — о том, что его волнует, но не решался. Он весь день был занят работой и не знал, будет ли кому-то интересно его слушать. Найдут ли они время на него. И вот теперь, когда кто-то открыл перед Кертисом дверь своего внимания, молодой человек буквально нырнул в нее, не задумываясь.
— Меня пригласили на вечеринку по случаю дня рождения. Пойду туда сразу, как закончу работу, — сказал он. — Аве Гордон исполняется восемнадцать.
— О, Кертис, ты нашел себе девушку?
— Не совсем, но… но я стараюсь, — он неловко улыбнулся, и это заставило его лицо светиться, как две дюжины свечей. — Понимаете, она ужасно красивая, и я думаю, что она, вроде как…
— Как я рад это слышать, — ободрительно кивнул Ол Крэб и положил свою иссохшую жилистую руку на плечо Кертиса. Почувствовав его прикосновение, молодой человек тут же понял: дверь чужого внимания закрылась для него так же быстро, как и открылась. — А теперь послушай вот, что: не обращай внимания на тех белых уродов, размахивающих сумками, слышишь? — но тут взгляд Ол Крэба переместился в сторону выхода со станции на улицу, и Кертис увидел его гримасу. Глаза старика сильно сузились. — Ох… ох… а вот и неприятности. Полагаю, это твой дружок.
Кертис обернулся. На станцию вошел никто иной как Роуди Паттерсон в своих штанах цвета бронзы и в оранжевой рубашке в полоску. На нем красовался черный галстук, а на ногах сидели тяжелые ботинки с мысами, которые казались такими острыми, что, наверное, запросто могли бы порезать на кусочки разгоряченный асфальт. От Роуди не укрылось, что его заметили. Он тотчас широко улыбнулся, снял соломенную шляпу с окрашенным в рыжий цвет пером и направился в сторону Кертиса своей развязной неспешной походкой. На его губах играла усмешка, глаза сосредоточились на Кертисе, и тот понял, что Роуди явно приехал сюда не для того, чтобы купить билет на поезд.
21
Вольный перевод. Дословно там говорится, что Ол Крэб научил Кертиса смягчать «sir» до «suh», но на русском языке эту разницу не передать.