— Мэм, — тихо сказал Хартли, притягивая к себе Ниллу и придерживая Джека Младшего за воротничок. — Вы, что, не можете контролировать свою обезьяну?
За одно мгновение лицо Донни налилось кровью, даже белки его глаз окрасились ею. Его рот скривился от ненависти, а смех резко оборвался. Он надавил на курок револьвера, тыча его стволом прямо в лицо Хартли.
— Убери пистолет, — требовательно сказала Джинджер, словно говорила кому-то, убрать муху из корзины для пикника. — Он же специально провоцирует тебя. Хартли, на твоем месте я бы не стала этого делать впредь, это очень опасная игра. Донни, не дави на курок. Ну же. Хватит, успокойся.
— Убить этого одноглазого ублюдка — дело пары секунд, — констатировал Донни. Он настолько воодушевился этой идеей, что его голос дрожал от возбуждения.
— Давай не будем устраивать беспорядок, — сказала она ему, легким и беззаботным тоном. — Убери палец с курка, давай, сядь на место.
Несмотря на всю свою браваду Джек Младший внезапно задрожал, сломался и начал рыдать.
— Хочу домой… домой… хочу домой… — вопил он, положив голову на плечо сестры. Все, что могла сделать Нилла, это погладить его по волосам и сказать самую глупую вещь, которую она когда-либо говорила за всю свою недолгую жизнь:
— Мы скоро вернемся домой, я обещаю.
Донни перевел предохранитель в боевое положение. Он злобно смотрел на Клэя Хартли, чей единственный глаз бесстрастно глядел на него в ответ и чей стеклянный глаз отражал безумную жажду убийства похитителя.
Кертис весь обратился в слух, ожидая, что еще скажет Нилла, и уже собирался сам позвать ее, когда мужчина в коричневом костюме и женщина в бледно-фиолетовом платье и шляпке с острым черным пером подошли на станции прямо к нему и поставили пару своих чемоданов к его ногам. Затем они окинули его взглядом, дающим понять, что они смотрят на пустое место, и мужчина, поставив руки в боки, поинтересовался:
— Ну? Ты здесь работаешь или нет?
— Да, сэр, конечно, простите меня, — сказал Кертис, и пронес их сумки весом около сорока футов к стойке регистрации, где они неспешно заполнили багажные формуляры, поскольку в ближайший час не было ни одного отправляющегося поезда. Получив пять центов за свои труды, он коснулся края своей красной фуражки и сказал: — Спасибо, сэр!
Но тут позади себя он услышал голос Сверчка, который известил:
— Вот Кертис Мэйхью.
Кертис обернулся. К нему спешил стройный и представительный белый мужчина — на вид, чуть старше пятидесяти лет — в выглаженном сером костюме, хрустящей шляпе, белой рубашке и черном галстуке в мелкий белый горошек. Он приближался к нему быстрым шагом. Сверчок взглянул на Кертиса, пожал плечами и, отвернувшись, занялся своими делами.
— Кертис Мэйхью? — спросил белый мужчина, достигнув объекта своего интереса, и окинул Кертиса взглядом сверху вниз — от кончиков блестящих ботинок до верха его красной фуражки.
— Да, сэр, это я.
— Я уполномочен забрать тебя отсюда. С тобой кое-кто очень хочет встретиться.
— Кто, сэр?
— Кертис? — Ол Крэб, должно быть, увидел, что Сверчок привел к нему человека, потому что внезапно появился, словно из ниоткуда, и остановился рядом с Кертисом, буквально в двух шагах, но в то же время между ним и неизвестным гостем. — У тебя посетитель? Вы сегодня путешествуете, сэр? — спросил он, обращаясь к гостю и ища взглядом багаж, которого, как он знал, и в помине не было.
— Мне нужно увезти отсюда этого юношу на некоторое время, — последовал ответ.
— О, вам нужно? Ну… видите ли, он здесь на работе, и у нас здесь прибывают и убывают поезда, а вы хотите, чтобы он отсутствовал на работе… Я не знаю, как это можно сделать.
— Хм, — протянул мужчина, раздраженно поджав губы. После нескольких секунд, ушедших на раздумья, он вытащил из своего пиджака тонкий бумажник и достал из него банкноту с изображением Александра Гамильтона. Он поднес ее к носу Ол Крэба и помахал ею, словно распространяя пьянящий дух денег. — Я полагаю, вы здесь отвечаете за носильщиков, — сказал он. — Освободит ли его это до конца дня?
Ол Крэб даже не взглянул на купюру. Он лишь вежливо улыбнулся:
— Сэр, — сказал он, сделав ударение на этом слове, — если вы не уберете этот маленький клочок зеленой бумаги от моего лица, я могу и забыть, что я джентльмен, а вы — белый мужчина.
— Хм, значит, вы хотите двадцать долларов?