Амир мгновенно выпрямился, вздернул подбородок и бросил на приближающегося врага полный ледяного пренебрежения и презрения взгляд, хотя только что бился в руках двух своих пленителей, пытаясь добраться до Касима и предупредить его или спасти.
— Нет! Постой! Мурат, не смей! — Касим метнулся вперед, хватая его за руку и дергая на себя. — Он ни в чем не виноват. Не надо мстить мне так, прошу тебя.
— Но ведь это единственный способ причинить тебе такую же боль, какую ты причинил мне, — прошипел Мурат, перехватывая его руку за запястье и отрывая от своей руки. — Я действительно считал тебя другом… Но теперь я ненавижу тебя, подлое отродье шакала.
Касим стерпел это оскорбление, но выдержал взгляд бывшего друга, как и его железную хватку, которая буквально выворачивала ему кисть.
— Подумай сам, — спокойно произнес он. — Если ты посягнешь на жизнь калифа, тебя найдут и повесят. А если ты отпустишь его, я пойду с тобой, и ты сможешь меня убить.
Глаза Амира широко распахнулись, и он рванулся из рук удерживавших его разбойников.
— Не смей! — яростно выпалил он Касиму, но тот не обратил на него внимания.
Мурат несколько мгновений смотрел в его глаза, но когда он уже хотел что-то сказать, раздались крики стражников, появившихся внезапно на улице.
Наверняка кто-то успел сбегать в особняк и предупредить капитана калифовой стражи, а может быть, Расул сам вернулся и, заметив отсутствие калифа, поспешил его отыскать.
Двадцать стражников мгновенно окружили разбойников. Амир не растерялся, пнул коленом одного из своих противников между ног, врезал кулаком в нос второму и метнулся к Расулу, который тут же передал своего повелителя в руки стражников.
— Касим? — настороженно спросил он у телохранителя калифа.
— Схватить его! — приказал Амир, указав на Мурата. — Он и его люди напали на нас, когда мы возвращались с базара.
— Нет! — отрезал Касим, делая знак остановиться стражникам, уже намеревавшимся выполнить приказ калифа.
Он оглянулся на Мурата, и вовремя: тот ринулся на него, не дожидаясь, пока охрана калифа кинется на него всем скопом. Зарычав, он схватил Касима в смертельные объятия, сдавливая так, что, казалось бы, послышался хруст ребер. Калиф издал какой-то звук, от которого вздрогнул даже Расул.
Касим уперся ладонями в грудь своего противника в тщетной попытке высвободиться, но напрасно, конечно. Он уже начал задыхаться, в глазах помутнело. Может быть, он и смог бы освободиться или не дать Мурату схватить себя, если бы действительно этого хотел. Но он ощущал перед ним ужасную, тяжелую вину, которая давила ему на плечи, и, раскаиваясь, сражался лишь вполсилы.
— Касим! — зарычал внезапно Амир. — Немедленно возьми себя в руки, или я тебя сам сейчас придушу! Если ты умрешь, я тебя убью!
Касим даже вздрогнул — столько ярости и ревности было в голосе его маленького господина. А почему ревности — он даже немного не понял, но отчетливо ее услышал.
Мурат скалился ему в лицо, сдавливая все сильнее, и с последним глотком воздуха он схватил его за голову, вдавливая пальцы ему в глаза. Упрямство обоих длилось еще около целой минуты, оба не желали сдаваться, терпели боль до последнего, но отскочили друг от друга одновременно. Мурат схватился за голову, пытаясь проморгаться, а Касим жадно хватал ртом драгоценный воздух.
Еще не успев толком восстановить зрение, противник Касима снова кинулся на него, выхватив саблю из ножен, что висели у него на боку. У Касима оружия не было — даже кинжала он лишился.
Он отскакивал, уклонялся, уворачивался от смертельного лезвия, пока в ярости мужчина пытался его достать. Расул выхватил свою саблю и кинул ему с криком: «Лови!»
Но Касим не поймал или не захотел поймать. Амир в отчаянии закусил губу.
— Подними ее, трусливое отродье, — прорычал Мурат, на пару секунд остановившись и перестав атаковать. Касим настороженно замер. Калиф побагровел от ярости, возмущения и унижения, услышав, как оскорбили его телохранителя. Глядя на него, Расул решил, что повелитель сейчас сам кинется в бой и порвет этого здоровяка голыми руками за нанесенное его возлюбленному оскорбление, и на всякий случай пододвинулся вперед, чтобы удержать господина, если понадобится.
— Подними ее и сражайся как мужчина! — приказал Мурат, подцепив валявшуюся в пыли саблю Расула носком сапога и подкинув ее вверх по направлению к Касиму.
Тот поймал ее, продолжая настороженно смотреть в глаза своего противника.
— Я не хочу с тобой сражаться, — хрипло пробормотал он.
— Зато я хочу! Хочу вонзить кинжал в твое лживое сердце! У тебя нет ни чести, ни гордости, ни моральных принципов, и я до сих пор не пойму, как мог считать другом подлого шакала! — разъяренно проорал Мурат. — Сражайся, или я убью тебя.
И он снова напал, и начался танец двух сабель. Противники кружили вокруг друг друга, словно двое оголодавших волков: Мурат все искал уязвимые места Касима, а тот в свою очередь уклонялся от его атак, блокировал их, не пытаясь нападать сам. Амир в отчаянии закусил губу, зная, что сильная сторона его телохранителя в рукопашной схватке, но с оружием в руках он скорее уязвим, чем действительно опасен в качестве противника, ведь недаром же он не взял сегодня с собой ничего, кроме кинжала. Тем не менее Касим неплохо справлялся, обращаясь с саблей весьма умело, но его рука не поднималась, чтобы нанести решающий удар, даже в те моменты, когда Мурат ненароком открывался.
— Да прикончи же его, — словно заклинание, шептал калиф, неосознанно стискивая холодными, вспотевшими от волнения и страха пальцами ткань своей жилетки, надетой поверх длинной туники до колен. — Убей, Касим, убей.
Касим не мог слышать его, но спиной ощущал присутствие своего повелителя, который переживал за него всей душой и сердцем, надеялся и верил в него. Разве мог он подвести?
К тому же Мурат сам подначивал его, цедя сквозь зубы оскорбления, за которые порядочный человек давно бы уже намял бока и оставил обидчика валяться в пыли и скулить от боли.
Решающими стали слова противника:
— Победа на стороне правого. Сражайся в полную силу, тварь, или я убью тебя.
До этого момента Касим только уклонялся от его атак, кружа по импровизированной песчаной арене, которую образовали невольными зрителями стражники калифа и соратники Мурата. Но после этих слов темные глаза мужчины наконец-то зажглись злым огнем. Град ударов посыпался на Мурата, Касим буквально взорвался серией атак, превратившись в смуглый серебристый вихрь, несущий смерть. Мурат едва успевал блокировать все его атаки. Расул восхищенно присвистнул, заметив, что Касим применяет не только те приемы, которым он его обучал лично, но даже те, которые тот видел только мельком или единожды, когда наблюдал за тренировками стражников на плацу позади дворца.
Калиф же все сильнее стискивал руками свою жилетку, грозя оторвать несколько жемчужин, что были рассыпаны затейливым узором по кромке его одежды.
Слышался лишь оглушающий звон стали о сталь. Касим задыхался, перед глазами стояла какая-то мутная пелена, он бил уже почти наугад, хотя со стороны казалось, что он целенаправленно атакует своего противника. В ушах громким набатом стучал пульс.
«Я виноват. Я виноват. Я виноват. Прости, прости, прости…»
Он так сжимал рукоятку своей сабли, что у него уже онемели пальцы. Для него самого момент, когда он припер Мурата к стенке, оказался каким-то смазанным, смутным, он даже не понял, когда успел разоружить его. Лезвие сабли запело возле горла противника, расчертив глубокий порез от его шеи до самого живота.
С диким рычанием зверя и яростным оскалом Касим уже готовился нанести решающий удар, но рука его дрогнула, остановившись возле смуглого живота противника.
— Я виноват, — прошептал он, искренне раскаиваясь в том, что так подло предал друга там, на арене.
— Это уже неважно, — хрипло пробормотал Мурат. Совсем неожиданно вся его злость, ярость и ненависть куда-то испарились. — Правда, видимо, на твоей стороне.