Неожиданно Амир догадался, в чем дело. Проверяет. Испытывает. Хочет знать, чего ждать от нового хозяина.
Откинув волну черных шелковых волос за спину, калиф расхохотался, заставив нового раба удивленно вскинуть бровь в недоумении. Отсмеявшись, Амир сделал шаг вперед и положил ладонь ему на грудь. На фоне смуглой кожи его рука казалась совсем белой и маленькой.
— Ты забавный, — мурлыкнул он, проведя ладонью по его груди вверх, к ключицам.
Приласкав ямочку между ними, Амир заскользил рукой дальше, обнимая мужчину за шею, для чего был вынужден привстать на цыпочки. Зарывшись пальцами в его черную гриву, он поднял голову, прижимаясь к его губам голодным поцелуем.
Если раб и удивился, то виду не подал. Амир ощутил, как он слегка приоткрывает губы с такой нарочитой, демонстративной покорностью, что это распаляло в нем хищника. Юркнув язычком в теплый рот, калиф принялся жадно его исследовать, скользя самым кончиком вдоль ряда ровных белых зубов, щекоча чувствительное нёбо, и дразнящим ласкающим движением лизнул его язык. Мужчина выдохнул ему в рот, слегка вздрогнув, и калиф с ликованием и восторгом почувствовал, как сильные руки обвивают его талию, прижимая плотнее к мускулистому телу. Он охотно прильнул к нему, ероша короткие волосы на затылке, увлекая его язык в чувственную, волнительную игру.
И раб отвечал ему, все требовательнее сжимая в своих объятиях, и в прикосновениях его рук Амир не чувствовал никакой наигранной страсти, фальшивости и раболепия. Сильные и жесткие, они сжимали его тело безо всякого почтительного трепета, требовательно, жарко, собственнически. И Амир разомлел, поплыл, растаял…
Все теснее льнул калиф к сильному телу, чувственно трясь бедрами о его бедра, водя одной рукой по широким плечам и предплечьям, скользя кончиками пальцев по переплетениям сильно выступающих вен и мышц, массируя другой рукой его затылок и постанывая ему в рот.
Он почувствовал, как большие жаркие ладони сжимают его ягодицы, приподнимая над полом, и послушно обхватил длинными стройными ногами талию мужчины, со страстью впиваясь в его рот, изголодавшийся по таким грубым и требовательным ласкам.
Его опрокинули на кровать, наглые руки вмиг освободили изящное тело калифа от лишней одежды, заскользив по коже цвета кофе с молоком, оглаживая его по-хозяйски властно. Эти грубые ласки нашли бурный отклик в душе Амира, его тело отреагировало мгновенно, и он вскинул бедра, желая ощутить чужие руки на своем уже болезненно твердом члене. Но мужчина лишь усмехнулся, обходя его стороной снова и снова. Он наклонился, обхватывая губами затвердевший сосок, чуть прикусил его и тут же зализал.
Амир восторженно застонал. Вот оно — то, чего он желал так страстно! Инициатива. Других своих наложников ему приходилось направлять самому, и ни один не мог ублажить его робкими, словно просящими, ласками, вызывавшими лишь раздражение. Либо же эти ласки были чересчур трепетными и благоговейными, словно он хрустальный или какое божество.
Долой, долой это подобострастие и угодливость! Он хотел грубо, жарко, страстно, чтобы его брали до звездочек в глазах, и знал, что этот раб мог дать ему то, чего он так отчаянно жаждет.
Мужчина развел его ноги в стороны, выцеловывая внутреннюю сторону бедер, не нежно, но изучающе ведя по шелковистой коже влажную дорожку языком. Амир стонал и извивался, стараясь хоть как-то приблизить этот чувственный жаркий рот к своему изнывающему от недостатка внимания члену.
— Ну, давай же! — прошипел он, ахая, когда кончик языка задел судорожно сжимающийся и разжимающийся вход в его тело, и облизал пересохшие губы, раскрытые в хриплом молящем стоне.
— А может, стоит заставить тебя помучиться… мой господин? — вкрадчиво произнес бархатный голос.
Амир уже был готов умолять, просить, скулить и сам раболепствовать, только бы эти восхитительные руки коснулись его там, где их так отчаянно не хватало.
— Мой господин, кажется, никогда ни о чем не просил сам, — прошептал этот дразнящий, сводящий с ума голос совсем рядом с его ухом, задевая его губами.
— Ты прав… — тяжело дыша, отозвался юноша.
— Тогда тебе стоит попросить.
— Я — калиф! Я — светило этой пустыни и страны! Я никогда не попрошу! — зашипел Амир, хватая его за руки и прижимая к своему животу. Он повернул голову, вперив разъяренный взгляд в лицо мужчины, но наткнулся на насмешливый спокойный взгляд черных глаз.
— А я никогда не сделаю того, чего тебе так хочется, пока ты не попросишь меня об этом сам… мой повелитель, — мягко произнес он, и Амир понял, что раб просто дразнит его, ведь на самом деле повелителем сейчас был отнюдь не он.
Юноша снова облизал сухие губы, как завороженный глядя в эти жаркие глаза цвета оникса. Попытался придвинуть руки раба к своему паху, но тот перехватил его собственные руки за запястья, прижимая их к подушкам по обе стороны от головы калифа.
— Я сказал, нет, Амир, — твердо произнес он и неожиданно лизнул его в чуть приоткрытые губы.
Амир задохнулся от яростного желания и возмущения. Как посмел этот раб назвать калифа по имени?!
— Ты! — выдохнул он разгневанно. — Ты сейчас же…
— Что? — Раб вскинул бровь в издевательской усмешке, и Амир ощутил, как колено мужчины нагло вклинивается меж его бедер, прижимаясь к возбужденному естеству.
Калиф заскулил от жгучего возбуждения и, не в силах выдержать этих поддразниваний, принялся сам тереться об это колено, сжимая его бедрами.
— Пожалуйста… — сдавленно простонал он, отворачиваясь от пристального взгляда своего раба и мгновенно позабыв о своем возмущении, беспомощный в оковах его рук, распятый на кровати, не в силах даже пошевелиться…
Это было именно то, чего калиф так хотел, вожделел всеми фибрами своей души, его самая любимая эротическая фантазия, преследовавшая его и во сне и наяву. И это не было игрой, сейчас он действительно находился в чужой власти. Этот раб мог задушить его руками или подушкой, свернуть ему шею… Да что угодно! Амир мог бы позвать стражу, но безумное желание не давало ему сделать подобное. Нет, это не было игрой.
С ним не играли — его шантажировали, заставляли, практически унижали. Ведь это было неслыханным оскорблением для калифа — просить! И само осознание своего положения заставляло Амира буквально плавиться от желания. Он жаждал ощутить в себе хотя бы пальцы мужчины, эти длинные смуглые пальцы…
Амир тихонько застонал, закрывая глаза и расслабляясь под ним полностью. Раскрываясь. Сейчас он сам был рабом своего желания.
— Прошу тебя! — жарко зашептал он, потянувшись к мужчине за поцелуем. — Возьми меня, сейчас же!
— Это просьба или приказ? — Раб наклонился к нему сам, согревая жаждущие губы своим дыханием.
— Я… — Амир упрямо поджал губы, с отчаянием глядя ему в глаза, и рухнул на подушки. — Я умоляю тебя, — прошептал он, зажмуриваясь.
Тихий смешок заставил его задрожать, как и ненасытный рот, заскользивший по его плечу и ключицам вниз, захвативший в жаркий плен правый сосок, заставив стонать громче и выгибаться всем телом. Амир обхватил талию мужчины ногами, плотно прижимаясь членом к твердому животу и потираясь о выступающие на нем мышцы почти с отчаянием.
— Когда ты умоляешь меня, простого раба, могущественный калиф Джавахир Абаля… — насмешливый голос теперь обещал преследовать его и во сне, и наяву. — Я не могу тебе отказать, мой повелитель.
И теперь в обращении к нему Амир не замечал тонкой иронии.
Собрав с его истекающего члена смазку, мужчина протолкнул скользкие пальцы в его тело без предупреждения, вырвав у калифа очередной развратный стон.
— Еще, пожалуйста!
— Все, чего пожелает мой повелитель, — зашептал раб ему на ушко, прикусывая мочку.
Три пальца ритмично задвигались в нем. Юноше было немного больно, потому что вот уже почти месяц он никого не пускал в свое тело. Разве что играл со своими игрушками, если уж никчемные наложники из его гарема не могли ублажить господина как следует. Но калиф лишь прикусил губу, подаваясь им навстречу.