Неожиданно Амир перестал хотеть нагнуть его под себя, сломить его волю, победить. Теперь он твердо был уверен, что хочет, чтобы этот пылкий яркий огонь никогда не угасал в его новом наложнике. Ведь именно это самое пламя делало его таким привлекательным для калифа. В глазах цвета темной арабской ночи он видел стальную волю, читал холодную насмешку и вызов. И ему хотелось принять этот вызов, но Амир не желал, чтобы погасла его воля.
— А если я попрошу? — вдруг спросил он, приподнимаясь над рабом и заводя руку себе за спину, чтобы направить член в себя.
Но насадился калиф не полностью, позволив ему войти в себя лишь головкой и сжав коленями бедра мужчины, чтобы тот не смог приподнять их. И все это время он наблюдал за выражением его лица.
Раб приподнял бровь, и уголок его губ тронула скептическая усмешка.
— Я слышал, что калиф Джвахир Абаля не идет на уступки.
— Это не уступка.
— Тогда почему ты предпочитаешь попросить меня, а не приказать?
— Потому что сейчас мне не хочется тебе приказывать, — лукаво ответил Амир, упираясь в его грудь ладонями, чтобы сохранить равновесие, и опустился на его член еще на несколько сантиметров, словно дразня. — Но я уверен… — наклонившись вперед, выдохнул он ему в губы, — что тебе очень хочется мне подчиниться.
— Я не могу тебе лгать, калиф, — глядя Амиру в глаза, ответил мужчина. — Очень хочется.
— Тогда пойдем на компромисс? — улыбнулся калиф, неторопливо целуя его в губы. — Ну скажи мне, пожалуйста…
Теплые, чуть влажные губы мягко прикасались к губам невольника, целовали его подбородок, шею, скулы, — сейчас калиф был почти нежен. И прекрасен. Черные, словно ночь, длинные волосы рассыпались по его плечам и изящной спине, щекоча кончиками грудь раба, мягкая улыбка на красивых губах вызывала желание целовать ее бесконечно, и этот призывный блеск в малахитовых глазах…
— Касим, — наконец выдохнул раб. — Меня зовут Касим.
В ответ калиф приник к его губам, по-хозяйски скользнув юрким язычком в его рот, и полностью насадился на его член. Их поцелуй был страстным и почти свирепым, но в то же время нежным, — они теперь не пытались перехватить друг у друга инициативу, калиф не хотел наказать его, а раб не защищал свою гордость.
— Отвяжи меня, — хрипло произнес Касим, когда калиф наконец оторвался от его губ.
— Нет, — чарующе мурлыкнул Амир, плавно двигаясь на нем. — Еще рано.
Касим стиснул зубы, не имея возможности обнять, задать ритм, хоть как-то отреагировать на происходящее, и это злило. Но постепенно Амир сам стал двигаться быстрее, почти до конца снимаясь с его члена и тут же резко насаживаясь. С губ его срывались вздохи и стоны, он запрокинул голову, прикрывая глаза длинными пушистыми ресницами. Зрелища прекраснее в своей жизни Касим не видел, а если и видел, то не помнил. Больше всего завораживало то, что калиф совсем не стеснялся демонстрировать свою бешеную и неутолимую страсть, не сдерживал себя, он брал и отдавал одинаково. И Касим был готов кончить уже просто оттого, что имел возможность смотреть, как меняется лицо его любовника по мере приближения оргазма. Это был словно танец, и с последней завершающей нотой их мелодии страсти калиф рухнул на его грудь, выплеснувшись ему на живот струей семени. Мышцы его прохода судорожно сжимались вокруг члена раба, горячо пульсируя, и Касим кончил почти одновременно с ним.
Более или менее придя в себя, Амир отвязал своего наложника. Насытившись их любовным поединком, калиф разомлел и захотел спать. Но ведь нужно было позаботиться о своем рабе, который целый день пролежал на кровати и теперь наверняка хотел есть, пить… Поэтому Амир позвонил в колокольчик и вызвал стражу.
— Отведите его в верхний гарем, пусть о нем позаботятся, — велел он сонным голосом.
*
В гареме было много мужчин, и когда стража вела его в одну из комнат для наложников, что располагались в правом крыле дворца, Касим ловил на себе их изучающие взгляды. В свою очередь он сам рассматривал их, привыкая к обстановке и запоминая на будущее расположение комнат и коридоров во дворце. Касим уже был здесь вчера, когда его только привезли во дворец. Снова рабыни его накормили, напоили, натерли всякими ароматными маслами, подготавливая к следующей встрече с калифом, которая, судя по всему, должна была произойти очень скоро. И затем ему наконец дали отдохнуть, оставив наедине с самим собой. Первым делом он обследовал свои покои, которые вчера осмотреть ему не удалось. В комнате имелся выход в сад, но он был заперт. В соседнем помещении была купальня. И еще одна дверь вела в коридор, который выводил в общую залу. Эту дверь вообще-то никто не должен был сторожить, чтобы наложники могли спокойно передвигаться по коридору в свои комнаты или ходить в гости друг к другу, если у них возникало такое желание. Но вот лично двери в покои Касима стерегли двое дюжих рабов. Наверное, это должно было польстить ему. Калиф всерьез им заинтересовался?
Но Касим не особо радовался подобной «удаче». Оставшись один, он сел на кушетку и принялся обдумывать свое положение. Впервые у него появились мысли о побеге, но особого желания сбегать он у себя пока не наблюдал. Что ждало его на свободе? Он ведь даже не знал, кто он и откуда. Что же так отшибло ему память? Странно, очень странно. К тому же пойманных рабов либо казнили, либо ослепляли, либо кидали в голодную яму, названную так потому, что в ней обычно умирали голодной смертью под палящими лучами беспощадного восточного солнца.
Но и быть игрушкой калифа ему не улыбалось. Касим не желал для себя подобной участи, однако что-то зацепило его сегодня в этом надменном, высокомерном, избалованном, капризном и беспощадном мальчишке. Юнец был жесток, в этом Касим не сомневался. Он был наслышан о калифе, ведь месяц в плену у работорговца не прошел даром — слухи доходили и до него. Что было до того, как он очнулся у жирдяя, он не знал.
Может ли он выйти? Стоило бы поговорить с кем-нибудь из здешних наложников и рабов, может быть, узнает какие-нибудь ценные сведения. Касим поднялся и прошелся по комнате, начиная машинально разминаться, и только через десять минут остановился, осознав, что выполняет комплекс боевых упражнений. Причем он знал наверняка, что эти упражнения не входили в обучение городской или дворцовой стражи. Основы рукопашного боя? Откуда он мог знать их?
Касим озадачился еще больше. Вопросов только прибавлялось и прибавлялось… А ответов — ни одного. Он открыл дверь, собираясь выйти. И стражники, к его удивлению, не стали ему мешать. Тогда зачем они тут стоят? Может быть, чтобы наложники не могли входить в его комнату? Причина была достаточно очевидна — чтобы не тревожить его. Мужчина иронично хмыкнул, выходя в большую светлую залу, по которой эхом разливалась приятная мелодичная музыка. Повсюду были разбросаны цветные кушетки, столики с различными яствами, журчал фонтан, раздавалось пение птиц из золотых клеток.
Почти все наложники, по крайней мере большинство, имели крепкое телосложение. Для Касима давно уже не являлись загадкой вкусы калифа. Тот определенно предпочитал пассивную роль в постели, — слухи об этом ходили по всему городу уже давно. Тем не менее Амир вряд ли давал своим наложникам забывать, кто тут господин и повелитель.
Касим огляделся, ища свободное место, чтобы присесть. Он нашел неподалеку у стены не занятую никем кушетку и попытался быть как можно более незаметным, надеясь узнать местные сплетни.
Какое-то время это ему вполне удавалось. Никто не подходил, не донимал вопросами, зато он отовсюду слышал чьи-то разговоры. Тренированный слух зацепился за пару слов, и вот он выделил речь каких-то двоих наложников, находившихся почти рядом, за кадками с пышными растениями, что скрывали самого Касима от взора говорящих. Их не было видно, но зато отлично слышно.
— Я понятия не имею, когда он в следующий раз соизволит явиться сюда и выбрать себе шлюху, — проворчал низкий мужской голос.