— Перестань ты так остро на это реагировать, — фыркнул его собеседник. Его голос был несколько выше, еще юношеский, но уже ломавшийся. — Калиф сам шлюха, потому что каждый раз стелется под кого-то из здешних. Тот, кто подставляет зад — подстилка.
— И все равно меня бесит тот факт, что какой-то юнец распоряжается мною, словно я проститутка из борделя! — прорычал первый мужчина. — Бесит! Бесит! Ужасно бесит! Я не мальчик по вызову, черт возьми! Какого хрена я вообще тут торчу уже четвертый месяц и все никак не могу свалить! И эти прозрачные тряпки, в которых нас принуждают ходить, тоже бесят!
— Да ладно тебе… — засмеялся второй. — Он тебя вызывал-то всего один раз, видно, ты не пришелся ему по вкусу! — Он снова захохотал.
— Пошел к черту. — Басовитый, чуть хриплый голос, прибрежный акцент…
Касим внезапно понял, кому принадлежал этот голос. Кажется, это был какой-то матрос, и, судя по легкому акценту, — европеец. Возможно, англичанин. Они все так разговаривают, смешно раскатывая, почти глотая звук «р», хорошо, что хоть не картавит, как французы.
— Я собираюсь наконец свалить отсюда. И если удастся, перережу нашему калифу глотку.
— Ты рехнулся.
— Никому не позволю меня так унижать!
— Да будет тебе, что ты такой дикий? Тебе ведь понравилось?
— Что, трахаться в жопу с калифом? Да пусть он хоть папой римским будет! Я не педик. Если бы его стражники мне свечку не держали, хрен бы я согласился!
— Ты потише… нас могут услышать, и тогда точно повесят, — забеспокоился его собеседник.
Мужчина что-то проворчал. Они вышли из уголка, окруженного цветами, и хотели было уйти, но тот, что успокаивал матроса-англичанина, заметил Касима, тихонько сидевшего в уголочке.
Как и подозревал Касим, мужик оказался европейцем — здоровенный такой громила-брюнет с бычьей шеей и зверским видом. Каким образом он попал в гарем калифа, для Касима оставалось загадкой. Его собеседник был более хрупкого телосложения, но тоже весьма колоритный персонаж со смазливым лицом. Блондин с голубыми глазами. И явно не араб.
— Так, так, так. Подслушиваем? — спросил он, ухмыльнувшись.
— Этот черный… наверняка сдаст высочеству с потрохами, — не стал разбираться европеец. — Пришить его надо.
— Да ты новенький, верно? Тебя вчера сюда приводили, — проигнорировав реплику своего друга, произнес блондин.
Касим ничего не ответил, спокойно глядя на этих двоих, но внутренне собрался и сжался, словно пружина.
— Как тебе калиф? — ехидно поинтересовался блондин. — Понравился?
Касим хотел было подняться и уйти, не собираясь заводить сейчас новых знакомств, но громила толкнул его в грудь, заставив плюхнуться обратно.
— А может, он… этот… шпион его высочества, — хмуро произнес он. — Помнишь? Как тогда? Зашла такая шавка в гарем под видом нового наложника, все хихикала, а потом настучала калифу на некоторых, и их повесили утром. Это же араб. Точно его пес.
Блондин нахмурился и оглянулся. Растения с пышными цветами скрывали их от взора пары стражников, что стояли у дверей с этой стороны и следили, чтобы наложники не натворили чего-нибудь.
— Давай преподадим ему пару уроков, подслушивать чужие разговоры нехорошо, — согласился он.
Громила без предупреждения замахнулся и ударил бы Касима кулаком в солнечное сплетение, но тот среагировал мгновенно, соскользнув с кушетки вниз, бросился им обоим под ноги и сразу же вскочил. Блондин успел отпрыгнуть, а вот громила-европеец, не удержав равновесие, грохнулся; правда, тут же поднялся. Вдвоем они окружили его и попытались оттеснить к стенке, и снова громила неудачно замахнулся, но Касим успел присесть, и его здоровенный кулак ударился в стену. Посыпалась расписная штукатурка, англичанин приглушенно рыкнул от боли, прижав руку к груди, потому что пальцы онемели, и она отнялась, ведь он метил в полную силу. А меж тем Касим, присев на корточки, сбил его подсечкой и, тут же оказавшись сверху, разбил лицо метким ударом кулака. Хрустнул сломанный нос, европеец взвыл и выругался, схватившись за переносицу.
Касим инстинктивно обернулся, и вовремя: блондин занес над ним трехногую табуретку, которая стояла рядом с кушеткой. Он скатился со здоровяка и дернул табуретку на себя. Блондин вцепился в нее, не желая отдавать оружие, и тогда Касим просто хорошенько приложил его табуреткой по голове со своей стороны. Взвыв от боли, мужчина уронил табуретку на пол, бровь его оказалась рассечена, а все лицо заливала кровь, и тут же получил хук в скулу. Голова его дернулась в сторону, и он рухнул на кушетку позади себя. В глазах у него потемнело, сознание помутилось. На несколько минут или больше этот противник был выведен из строя.
Касим ни на секунду не задумывался над своими действиями. Тело его вдруг ожило и начало действовать почти само по себе. Увернуться, ударить, отклониться, присесть, сделать подсечку, вскочить… Это как танец. Стремительный, яростный и жестокий. И он знал все его па наизусть. Сознание оставалось кристально чистым и холодным, сердце билось почти спокойно, а дыхание оставалось ровным, и это позволило ему быстро и эффективно уложить двоих своих противников, которые оказались неготовыми к такому отпору.
Их потасовка наконец привлекла стражников. Те подоспели как раз вовремя: Касим все еще стоял над двумя поверженными противниками, один из которых валялся на полу, держась за сломанный нос, а второй на кушетке, тихонько скуля. Лица обоих были залиты кровью, правда, у второго больше: угол табуретки довольно сильно врезался в кожу. Наверняка останется шрам, который разделит ему бровь.
Один из стражников подскочил к Касиму и попытался скрутить его руки за спиной, но тот, будучи разгоряченным дракой, так просто не дался: вывернувшись из захвата, он ударил его кулаком в живот, заставив согнуться в приступе боли.
— Стража! — заорал его товарищ, бросаясь на Касима. — Дебош!
В зал тут же ворвались остальные стражники во главе с капитаном, что стерегли с той стороны дверей. Пока они пересекли зал и растолкали столпившихся вокруг места драки наложников, Касим уже уделал второго стражника: скрутив его руки со спины в профессиональный захват, Касим со всей силы толкнул его в стену, схватив за волосы второй рукой, и тот хорошенько приложился головой. Продолжая удерживать стражника за волосы, он наклонил его и ударил коленом в живот, судя по хрусту, сломав пару ребер.
Тут здоровяк пришел в себя и вскочил на ноги, кинувшись на Касима снова, разозленный тем, что тот сломал ему нос, но тот припал к полу, выхватив из ножен только что поверженного стражника саблю, и выставил ее перед собой.
Все это произошло за какие-то пару секунд, так что лишь капитан стражи Расул, вбежавший первым, успел заметить, как Касим приложил об стенку второго стражника, схватив его сзади.
Остальные стражники, растолкавшие улюлюкавших полуголых мужчин-наложников, хотели было кинуться на Касима, но капитан гаркнул:
— Отставить! Не трогать этого наложника!
Касим напряженно замер, почти прижавшись спиной к стене, словно зверь, загнанный в угол, и перевел взгляд с капитана на здоровяка, который тихо рычал, с ненавистью глядя на него.
— Этого скрутить — и в камеру, — кивнул Расул на европейца и повернулся к нему. — Отдай саблю.
Касим настороженно посмотрел на него, сильнее сжимая рукоятку кривого лезвия. Капитан отвечал ему прямым взглядом. Их маленькое противостояние длилось всего пару секунд, но вот Касим решил уступить. Крутанув саблю, отчего первые ряды зрителей и охраны опасливо отшатнулись, он перехватил ее за тупую сторону лезвия и протянул рукояткой капитану. Тот кивнул и забрал ее.
— Возвращайся в свою комнату. Вы двое, проводите его и оставайтесь с Хазатом и Мухаммедом у его комнаты, пока калиф не проснется.
Касим хмыкнул.
— А не маловато ли будет четырех стражников оставить меня стеречь?
— Напрашиваешься на весь патруль? — Капитан вздернул бровь. — Я тебе устрою.