Рейкит. Если только я не сыщу кого-нибудь получше.
Летиция. Чем вы сумели меня приворожить – в толк не возьму! Не иначе как своей безмерной наглостью!
Рейкит. Что ж, в наглости я не уступлю джентльмену, а это, как известно, залог успеха у женщин.
Летиция.
Рейкит.
Летиция.
Валентин, Трик.
Валентин. Значит, я задолжал вам пятьсот фунтов, включая проценты?
Трик. Так точно, сударь. Извольте сами подсчитать, надеюсь, мы не разойдемся в цифрах.
Валентин. Сударь, я верю вам на слово. И если вы согласитесь одолжить мне еще пятьсот, я буду вам должен тысячу.
Трик. Но эти деньги не мои, сударь: я взял их у одного человека и должен вернуть, сударь. Он требует их назад.
Валентин. И пусть себе требует! Ведь пока я их не раздобуду, это все пустое. Вот что я придумал: коли одолженные мне деньги не ваши и тот не желает больше ждать – расплатитесь с ним сами, а мне одолжите еще пятьсот и запишите на себя мой долг.
Трик. Но у меня нет наличных, сударь, иначе, сами знаете, я бы ссудил вам. А потому, я надеюсь, вы не станете больше тянуть с этим платежом.
Валентин. О, я нынче страшно занят! Потрудитесь зайти в другой раз.
Трик. Достаточно я к вам ходил – с меня хватит! И если вы не расплатитесь со мной в ближайшие три дня, я пришлю к вам стряпчего. Засим – мое почтение! (Уходит.)
Валентин, Трасти.
Валентин. Ну, честный Трасти, каковы твои успехи?
Трасти. Пошел я, значит, к ювелиру с кольцом, про которое ваша милость говорили, будто цена ему сто фунтов, а тот отказался дать больше пятидесяти, ну я и взял!
Валентин. И правильно сделал.
Трасти. Что до серебряного кубка, который ваш батюшка оценивал в восемьдесят фунтов, так мистер Уайтинг сказал: теперь таких пруд пруди, а ваш, дескать, очень потертый да немодный, ну и предложил всего двадцать: я-то знаю, вашей милости позарез деньги нужны – ну и взял.
Валентин. И правильно сделал.
Трасти. Золотые часы с репетицией я отнес изготовившему их мастеру и напомнил ему, что два года назад он за них получил пятьдесят с лишним гиней. Он ответил, что часы наши, дескать, уже не новые; да к тому же дворянство и знать пристрастились нынче к поддельным украшениям, отчего он не продал за последний месяц и двух пар часов. Однако он согласился дать половину, и я, порешив, что все лучше, чем ничего, оставил их ему.
Валентин. И правильно сделал.
Трасти. Но это все пустяки по сравнению с тем, как повел себя этот жулик с Монмут-стрит [5]: предложил мне шестнадцать фунтов за два кафтана тонкого сукна, которые, без сомнения, обошлись вам поболее ста. Тут я совсем обозлился и принес их домой.
Валентин. Ну и зря, надо было взять, сколько давали. И немедленно!
Трасти. А с вашими медалями мне повезло. Я их чуть было уже не продал, да, спасибо, один человек шепнул, что по истечении двух недель в столицу прибудет некий дворянин, который даст за них вшестеро.
Валентин. По истечении двух недель! Ты понимаешь, что говоришь?! Это же целая вечность! Да кабы мне кто обещал к тому времени целое состояние, я бы и то отказался. Ладно, давай все, что принес, и поди продай, что осталось!
Трасти. Только пусть ваша честь хорошенько это обмозгует. Я-то все думаю: что будет, как вернется домой старый барин?! А не вернется, так тоже одному богу известно, как вы дальше протянете!
Валентин. Не твоя забота. Ступай выполняй, что велено! Ну, ступай.
Трасти уходит.
Входит слуга.
Слуга. Сударь, вас желает видеть какой-то джентльмен в черном.
Валентин. Введи его.
Слуга уходит.
Ах, если б моя душечка Шарлотта была здесь!
Валентин, Слэп.
Валентин. Мое почтение, сударь. Не имею чести вас знать, сударь.
Слэп. Полагаю, что так, сударь. Прошу прощения, но у меня тут против вас один судебный документик.
Валентин. Против меня?
Слэп. Не извольте беспокоиться, сударь. Так, один пустячок, сударь, – примерно около двухсот фунтов.
Валентин. Что же мне делать, сударь?
Слэп. Ну, это уж на ваше усмотрение, сударь! Заплатите деньги или раздобудьте поручителя, воля ваша.
Валентин. Но сейчас я не могу сделать ни того, ни другого. Я как раз ожидаю к себе гостей. Надеюсь, сударь, вам достаточно моего обещания и вы согласитесь подождать до завтра.
Слэп. С превеликой охотой, сударь. Если только вы соизволите перейти ко мне в дом – он тут по соседству, вас там примут с полным радушием, – тогда отчего же, и вашего слова будет достаточно!
Валентин. К вам в дом? Какая подлость!
Слэп. А вот буянить не надо, сударь!
Валентин. Ну погоди! Эй, кто там!… Слуги!…
Вбегают слуги.
Спустите с лестницы этого субъекта!
Слэп. Это насильственное освобождение, сэр! Я вернусь с приказом от главного мирового судьи!…
Слуги выталкивают Слэпа.
Валентин, Шарлотта.
Шарлотта. Что случилось, Валентин?! Я вне себя от страха. Шпаги обнажены!… О господи! Уж не ранены ли вы?
Валентин. Только вами, любовь моя. На мне нот ран, кроме тех, от которых вы можете меня излечить.
Шарлотта. Хвала небесам! Но отчего вея эта кутерьма?
Валентин. Пустяки, душечка! Повздорили два учителя фехтования, а я тут попался им на пути, ну один и ткнул меня в спину – вот и все.
Шарлотта. Ах, я подвергаю себя такой опасности из-за вас! Если б тетушка проведала, что я здесь, она сжила бы меня со свету! А еще меня берет ужас при мысли, что подумают ваши гости, увидав, что я пришла раньше всех.
5
Улица в Лондоне, где помещались лавки старьевщиков. В XVIII в. существовало выражение: «камзол с Монмут-стрит», обозначавшее вышедшую из моды одежду.