- Эрни, ты не представляешь, что произошло со мной за ужином, - возбужденно заговорил он.
- Не представляю и что же?
Эрни обратил внимание, что голограмма абонента выглядит обеспокоенно.
- Эрни, ты про арбуз, которым меня кормил Бохраду не рассказывал?
- Нет, только про опарышей.
- Значит, ты тут не причем. А то я тоже захотел воспылать к кому-нибудь жаждой мести.
- Да, что стряслось? Ты расскажешь мне, наконец?
- Я просто все еще в шоке… Представь, сидим оба за столом, болтаем о пустяках. Я уже наелся и собрался уйти, но стул сдвинуть не могу. Еще тапочки, словно приросли к полу. Пока я пытался понять, что произошло, Бохрад подходит сзади и приматывает меня веревкой к стулу. Я, конечно, пытался сопротивляться, но все произошло так быстро, что я ничего не смог сделать.
- Бохрад, - говорю ему, - ты что делаешь?
- Собираюсь развлечься, - отвечает.
Мне, честно, стало не по себе, даже страшно.
- Бохрад, жертва из нас ты.
На что он, посмеиваясь, отвечает:
- Конечно, конечно, но судя по тому положению, в котором ты сейчас находишься, твои слова звучат неубедительно.
Я, конечно, попросил отпустить меня, обещал забыть об этом, но куда там. Чувствую, что одним сидением в связанном виде мне не отделаться. И точно! Бохрад усаживается сбоку, берет тарелку, ломает в нее маленькими кусочками хлеб, обильно посыпает его черным и красным перцем. Я особо подчеркиваю - обильно, значит очень много. Затем заливает все это маслом - он под столом специально бутылку прятал, мерзавец! Все это тщательно перемешивает. Берет вилку, насаживает на нее кусочек хлеба и протягивает мне. Я отворачиваюсь, категорически заявляя:
- Я это есть не буду!
Он ухмыляется и отправляет этот кусочек… себе в рот! Я в шоке наблюдаю, как он его, не морщась, пережевывает и глотает. Такое было впечатление, что перец ему нипочем.
- А теперь твоя очередь, - он подцепляет следующий кусочек и встает. - Рот откроешь или помочь?
Я мотаю головой, всячески стараюсь уйти от его угощения. Тогда он зажимает мне нос и терпеливо дожидается, когда я вынужден буду открыть рот, чтобы дышать. В общем, он засунул мне в рот хлеб с перцем и закрыл его, предупредив:
- Будешь выплевывать, я тебя всю ночь кормить этим буду.
Превозмогая весь ужас предстоящих мне мучений, я принимаюсь жевать.
Шарух замолчал, воспоминания давались ему нелегко.
- Это ужасно… - посочувствовал Эрни. - Как ты это пережил?
- Знаешь, когда я начал есть, думал, расплачусь, до чего унизительным мне все это показалось. Каждую секунду ждал я, когда во рту появится нестерпимое жжение. А оно все не появлялось, хотя вкус перца я все же чувствовал. Я проглотил этот злосчастный кусочек и, недоумевая, посмотрел на Бохрада. А тот улыбнулся, похвалил меня за примерное поведение и, сев за стол, нацепил на вилку следующий кусочек хлеба. В общем, скормил он мне свое угощение. Эрни, я не переживу такого позора. Так унизить палача! Знаешь безболезненный способ совершить самоубийство?
- Шарух, ты серьезно?
- Шучу! - Шарух рассмеялся. - Но от пережитого меня все еще трясет. Он потом начнет мне всяких насекомых в еду подкладывать… Эрни, мне с ним еще две недели жить! Я в ужасе!
- Это ты мне говоришь, а сам наверно уже придумал, как отомстить ему за унижения?
- О… у меня вся ночь впереди. Он еще не раз пожалеет о содеянном. Минутку, ко мне стучат. Чего ему еще надо?
Шарух не стал отключать браслет, и Эрни хорошо все слышал. Шарух подошел к двери и отодвинул засов.
- Ты чего теперь всегда от меня запираться будешь? - поинтересовался Бохрад.
- А ты, смотрю, осмелел… Зачем пришел?
- Вот тапочки принес. Клей в столовой убрал, больше не прилипнешь.
- Бохрад, ты так не наглей. Я ведь и разозлиться могу. С тебя еще за побег причитается.
- Сочтемся, приятель, не переживай. Можешь не запираться, Музей не подожгу и ночью пугать не буду, честное слово.
- Проваливай уже!
- Спокойной ночи!
Шарух, облегченно вздохнув, вернулся на свою кровать.