Ранним утром в окно забарабанили. Стекла дребезжали. Обычно неторопливый, Горбунов вскочил, распахнул створку. У окна стоял дежурный райотдела.
— Склад обворовали.
— Какой?
— Заготживсырье.
— Вызовите кладовщика. Я иду.
— Сделаю.
Закрыв створку, Александр Самсонович выдернул из-под подушки пистолет, оделся, бросился на улицу, на ходу застегивая пуговицы синей гимнастерки и поправляя ремень.
Склад размещался в каменном здании. Железные ставни прочно крепились металлическими шкворнями, проходившими через отверстия внутрь помещения.
Старик сторож виновато топтался на месте, часто мигая белыми ресницами. На все вопросы отвечал односложно:
— Не видел, не слышал.
— Выходит, вы спали, — заключил Александр Самсонович, с досадой глядя на старика.
— Вот те крест, глаз не смыкал.
— Тогда как же никого не видели, ничего не слышали? Разве можно так охранять государственное добро?
Старик нахмурился. Он одно знал: не поймали сонным, и попробуй, докажи, какие сны ему снились после полуночи? А кражу обнаружил он, сообщил в милицию.
Пригласив понятых, Горбунов начал осматривать место происшествия. Обследовали прилегающую к складу местность. В глухом переулке нашли следы колес. Они тянулись метров сто и оборвались на широкой, хорошо накатанной улице. Замерили ширину колеи и расстояние между колесами. Возвратились к складу, остановились у окна, где шкворень был вытянут, ставень распахнут, рама выставлена. В концевом отверстии шкворня торчит изогнутая шпилька. На подоконнике следы скольжения.
Беспорядка не было. На стеллажах, как и обычно, аккуратно разложены товары. Казалось, злоумышленники не успели дотронуться до добра. Так бывает, когда им кто-нибудь помешает. Однако кладовщик, указывая вытянутой рукой свободные места, утверждал:
— Там нет валенок, здесь — хрому, тут — шелка…
Александр Самсонович недоверчиво слушал хозяина склада, кладовщика Рыбникова, искоса поглядывал на его суетливую фигуру, думал: «Не сам ли ты руку приложил, бестия, а сейчас юлишь». На такую мысль оперативника наталкивало одно обстоятельство: шпилька на выдернутом шкворне была не похожа на другие и по форме, и по прочности.
Закончив осмотр, склад закрыли, опечатали. Александр Самсонович пригласил кладовщика в милицию. В голове оперативника сотни вопросов: «Когда заменили шпильку? Кто? Почему? Совершена ли кража, или налицо имитация? На какую сумму вскроется недостача ревизией?..»
Допрос кладовщика длится около двух часов. Александр Самсонович, как всегда, очень подробно записывает показания. Ровным круглым почерком исписано четыре страницы. Наконец, кончено. Горбунов разогнул спину, навалился на стул. Ладони неподвижно лежат на столе. Несколько секунд молчания. Большая голова оперативника чуть наклонена вправо. Карие, глубоко посаженные глаза остановились на румяном лице кладовщика. Рыбников не отрывает взгляда от стеклянного чернильного прибора. Горбунов задает вопрос:
— Скажите, Рыбников, почему в отверстии шкворня, который вытянут, шпилька не похожа на остальные?
— Да, да. Стандартную уперли…
— Когда?
— Позавчера. Во вторник.
— Кто мог это сделать?
— Ума не приложу.
— Где она лежала?
— На подоконнике.
— Придется вспомнить всех, кто в тот день заходил в склад.
— Да, да. — Рыбников называет фамилии… Александр Самсонович, склонившись над столом и придерживая левой рукой лист, пишет. Прядь темно-русых волос падает на глаза. Он откидывает волосы, продолжает допрос.
Подписав протокол, Рыбников уходит. Его место в кабинете занимает сторож…
Ревизия выявила в складе крупную недостачу. Значит орудовала группа воров. Надо искать настойчивее. Хватит увлекаться допросами. Идти просто к людям, разговаривать. Кто-нибудь да поможет, подскажет, пусть немного. Важно зацепиться. Там пойдет. Стоп! Следы колес! В какую сторону они тянулись? Туда, где живет Иван Болотов? Да, он мог. Раньше судим за кражи. Новичок на такое крупное дело пойти не осмелится. Болотов может. Жаден. Хитер. Опытен. Но груду добра не так-то просто сбыть, освободиться от нее, надежно спрятать. Чем больше вор украл, тем больше опасности попасться, тем шире круг покупателей-свидетелей. Их проще найти. А через них — преступников. Крупную кражу раскрывать легче.
Александр Самсонович захлопнул дело, собираясь уходить. Но в дверях выросла плотная фигура начальника милиции. Он трое суток находился в командировке, и потому, пожимая руку Горбунову, осведомился:
— Как дела?
— Пока плохо. Кража не раскрыта. Думаю, не Болотов ли полакомился?
— Где бы что ни случилось, ты все на него валишь, — недовольно заметил начальник. — Какие есть основания подозревать Болотова?
— В прошлом судим за подобные преступления — раз. Новичок не способен так чисто совершить кражу — два. Третье — следы колес тянулись в направлении…
— Жидковато. Кладовщика проверял?
— Нет.
— Почему? Ведь непрочную шпильку он поставил!
— Прежняя нашлась. Ее использовал один колхозник для крепления колеса.
— Та-ак. Ну, что дальше думаешь делать?
— Надо бы все-таки Болотова проверить…
— Ладно. Только о нем не с каждым человеком можно откровенничать. Нужна осторожность. Помни.
— Понимаю.
Выйдя из райотдела, оперативник направился в ресторан, затем в магазины… Его знали многие и охотно с ним разговаривали. Выяснилось: последнее время Болотова часто видят с Ефимом Барабановым, судимым за хулиганство.
Вечером Александр Самсонович побывал в клубе, поговорил кое с кем из молодежи. Спускаясь с крыльца, встретил Шурика Сорокина, в прошлом озорника и забияку, с которым судьба не раз сталкивала работников милиции. Шурик уважал Горбунова за корректность и суровую доброту и потому обрадовался встрече.
— Здравствуйте, Александр Самсонович, — весело проговорил он, останавливаясь.
— Здравствуй, Шурик.
— Давно вы в клуб не заглядывали. Кто-нибудь набедокурил?
— Нет. Ты перестал. И другие с тебя пример взяли.
Шурик тихо рассмеялся, серьезно сказал:
— Спасибо, заступились. А то бы меня в колонию отправили.
— Каждый по-своему понимает жизнь. Я был убежден, что исправишься без колонии. Поэтому и отстаивал свою линию.
— Я вас не подведу.
— Знаю.
Помолчали. Какая-то неловкость овладела обоими. Затем Шурик с явным интересом спросил:
— Правда, зачем вы приходили в клуб? Искали кого?
— Да, искал. Старого хулигана.
— Кого?
— Ефима Барабанова. Говорят, снова часто пьет. Кабы опять не свихнулся.
— Вчера его видел.
— Где?
— На улице. Иду из клуба, вижу: двое из-за угла вываливаются. В обнимку. Пьяные.
— Ты не обознался?
— Что вы? Они впереди оказались.
— Кто второй был?
— Иван Болотов. Я и по голосу их узнал. Ветер-то дул встречный.
— Интересно, о чем они говорили?
— Шут их знает. До меня долетали не все слова.
— Поди, матюкались?
— Ересь мололи, вроде.
— Какую? Что запомнил?
— Юрга… едем… дня… дадим. Поминали какого-то Романа, ресторан, Челябинск.
— Это еще куда ни шло.
— Честно, не вру.
— Ладно, бывай, — Александр Самсонович протянул Шурику руку.
Шагая по тихой вечерней улице, оперативник думал об обрывках фраз, пытался расшифровать их, построить связные предложения. После мучительных размышлений получалось: «Роман увезет в Юргамыш. Выедем через два (три, четыре) дня. До Челябинска поездом. Там кое-что продадим. Покутим в ресторане».
Кто такой Роман? Шофер? Пожалуй. Разговор состоялся вчера. День прошел. Послезавтра могут выехать. А может, через три или четыре дня, не позже. Иначе Болотов сказал бы «дней». Поедут через Гагарье. Другой дороги нет. Там и надо задерживать с поличным.