— А вот и хлопчик мой, — словно удивляясь встрече, очень неестественно говорила Феня.
— Феня, — спросил я ее однажды, — ты здесь зачем?
— Зачем, зачем — за керосином! — объяснила она, подумав. — Вот тебе истинный крест: за синькой и керосином. Очень мне интересно ходить по твоим следочкам, золотце самоварное.
Дома у Фени был длинный разговор с отцом. Я слышал, как Феня утверждала, что «дите еще малое и несмышленое», что она хозяйке поклялась за мной доглядывать.
В мою жизнь вошло малопонятное и новое чувство. Оно возникло в тот серый зимний день, когда я в первый раз пришел в школу. Я думал, что мой приход будет более заметным событием, но все оказалось не так. А через неделю ко мне уже относились как к старому товарищу.
В первый день я вышел из школы вместе с Зиной. Какой-то длинный парень из другого класса сорвал с нее ушанку, бросил в снег и тут же исчез.
— Подыми, — сказала Зина.
Я поднял белую заячью шапку с белыми шелковыми завязками.
— Надень на меня, видишь, руки заняты, — Зина держала сумку обеими руками.
Я положил свои книги, перетянутые ремнем, в снег (ранца у меня еще не было, а носить книжки в ремешке считалось признаком бывалого школьника) и подошел с шапкой к Зине.
Она ждала, поглядывая на меня.
Я подошел совсем близко и увидел, что белые волосы Зины вьются, что глаза у нее голубые и круглые. Я стал натягивать на нее шапку, немного тесную, и смотрел на нее вниз, а она на меня с любопытством вверх.
Дело у меня затягивалось.
— Почему ты возишься, мальчик? — спросила Зина, пожимая плечами. — Ты неловкий? Теперь ленточки завяжи.
Я стал завязывать. Пальцы меня плохо слушались и все время упирались в тоненькую, как стебель цветка, голубую шею, теплую на морозе.
— Теперь пойдем вместе, проводи. Я живу возле Ботанического, на Тарасовской.
Мы прошли через Николаевский сад мимо чугунного царя Николая, лежавшего в снегу и смотревшего на галок.
Было очень красиво: все оделось в иней — деревья, провода, балконы.
Я шел молча и глядел сбоку на короткий вздернутый нос и голубой глаз.
— Я нечаянно уронил полено, прости, пожалуйста.
— Ты почему раньше не ходил?
— Уезжал в лес.
Зина пожала плечами. Она очень часто пожимала плечами, и в этом жесте сказывалось ее критическое отношение к миру и чувство самостоятельности.
— А моя мама подвенечное платье шьет, — сказала вдруг Зина, — красивое, очень! В нашем доме Феся выходит за офицера-гайдамака, будет свадьба, и меня тоже пригласили.
Я покашлял, не зная, как отнестись к этому событию…
— …А папа наш нам письмо написал, он во флоте в Петрограде служит. Долго очень не писал наш папочка и вдруг, нате пожалуйста, написал, — словно передразнивая кого-то, сказала Зина. — А мама моя перед этим даже собиралась снова выйти замуж…
Я очень удивился таким трагическим обстоятельствам и, поскольку тогда все объясняли революцией, сказал, что раз революция, это теперь можно: хочет снова выйти — и пусть выходит.
Зина посмотрела на меня, высунув мордочку из воротника, и, сморщив нос в гримасе, пожала плечами.
— Я живу здесь.
Мы остановились у двухэтажного деревянного дома. Из-за занавесок выглядывали красные бубенчики фуксии. Мягко светил голубой свет.
— До свиданья, мальчик. Как тебя зовут?
— Саша.
— Приходи завтра в школу.
Зина была своевольное, честолюбивое и ласковое существо. Однажды в воскресенье я пригласил ее домой. Феня принимала Зину, как посла иностранного государства, чрезвычайно сдержанно и щедро. На столе появилось все, что имелось в нашем небогатом доме. Потом я показывал книги — Андерсена и Жюля Верна.
Зина сказала, что Андерсен для маленьких.
Сказку о голом короле я даже начал ей читать, но она отнеслась к ней равнодушно. Капитана Гаттераса она пробовала читать, но не смогла дочитать до конца. Я попытался рассказать о мужестве людей, стремившихся к Северному полюсу, но Зина сказала:
— Кому нужен твой полюс? Даже белым медведям там холодно… А настоящий роман ты читал? О любви?.. А я читала. Как один господин полюбил дочку управляющего своего имения.
— Кто это написал?
— А мне какое дело! Это неважно. Понимаешь, он уезжает, а она продолжает его любить и встречает офицера… Но эта книга очень длинная. Я не люблю книги. Когда мама рассказывает, какая она была молодая, про подруг — это интереснее.
Зина в коричневом переднике на диване в столовой расплетала и заплетала кончик своей белой косы. Вся ее маленькая фигурка умещалась в углу дивана. Ноги в красных туфлях и толстых серых шерстяных чулках с пятачками штопки на коленках не доставали до пола. Она заплетала кончик косы и очень внимательно, даже нежно смотрела на меня.