— Картошки хочешь, Коля? Кроме картошки да цибули — ничего! — сказала Феня.
Я давно привык к Фениной манере говорить торжественно. Иногда она говорила, как слепцы на паперти — чувство вырывалось с мучительной искренностью из ее груди.
— Спасибо, тетя Феня, — сказал Боженко, — у меня от той картохи живот звенит, как арбуз.
Мы вышли на лестницу.
— Понимаешь, какое дело: есть работа!
— А что надо делать? — спросил я робко, переходя на шепот восхищенья от одной мысли, что я смогу стать самостоятельным человеком и докажу это Фене.
— Пилить, — сказал Боженко. — У тех хозяев целый двор плах, а в доме старые бабы и девчонки. Хозяин уехал в деревню чего-то менять. Мне одному не напилить.
— Ладно, давай вместе.
Я отпросился у Фени, и мы отправились на заповедный двор неподалеку от дома Боженки. Коля жил на Печерске, там, где город постепенно переходил в пригород. Скучные заборы, одноэтажные домишки и даже мазанки. Все казалось веселым под чистым снегом. Иней распушился на проводах. Было хорошо идти по легкому морозцу.
Во дворе нас встретила визгливым лаем дворняга.
— Вот дура, — проворчал Боженко, — своих не признает.
На лай вышла толстая старуха с зоркими глазками на богомольном лице.
— Ну и напарничка подыскал! — сказала она. — С таким хилым хлопчиком не наработаешь.
— Ничего, — ответил Боженко, — он мой друг, бабушка. Не смотрите, что маленький, — он дюже терпеливый.
— Не лезь, пустобрех! — крикнула старуха, когда дворняга попыталась вцепиться в икру Боженки, снимавшего плаху с поленницы.
Собаку посадили на цепь, а мы, уложив первую плаху на козлы, взялись за пилу. Пила весело позванивала на морозце.
Я пилил в доме лесника, но то была не работа, а удовольствие. А теперь это была работа.
Прошел час.
Стало очень жарко. Казалось, зимнее солнце печет, как летом. Хотелось пить.
Боженко взял чистого снега, пососал и объяснил, что снег ну прямо как апельсин. Я сделал то же самое. Чудесная прохлада входила в меня. На экваторе, где растут апельсины и не бывает снега, он показался бы вкуснее апельсина, наш белый чистый снег.
Поработали еще часа полтора, и вдруг экватор переселился во двор с поленницами и собачьей будкой.
— Устал? — спросил Боженко, когда я, измученный, сел на ступеньку крыльца и вытер испарину. — Эх, и напилили мы! Всего ничего…
Коля взялся колоть. Делал он это красиво. Поленья прыгали по снегу, дерево раскалывалось легко. Потом мы еще пилили. И больше я не мог. Солнце ушло за серебристый тополь, подмораживало.
— Ладно, в другой раз, — сказал Боженко, — я тоже выдохся.
Он стукнул в хозяйскую дверь. Выскочила девочка в огромных валенках и теплом платке и стала помогать складывать дрова под навес.
Нас пригласили в дом. В сенях из кадки с огурцами пахло укропом.
— Ноги вытирайте, мальчики, — шепнула наша помощница.
Мы сняли шапки.
— Чайку? — предложила старуха. — Сахару нет, зато с хлебцем.
— Попьем? — спросил Боженко и посмотрел на меня.
Серая булка как-то удивительно заманчиво тянулась к нам. Мы сели к столу вместе с девчонкой.
— А ты почему? — спросила старуха.
— А я складывала, — сказала девочка испуганно.
Во дворе на цепи стала бешено рваться собака.
— Кого бог несет? — старуха вышла.
— Хлеб ешьте скорее, — пропищала девочка.
— Как тебя зовут? — спросил Боженко.
— Марфой, — ответила девочка, набив рот хлебом.
Дом был темен, окна подслеповаты. У стены стояла кровать с металлическими шарами, и подушки на ней ползли под самый потолок. На древнем дубовом буфете в пузатых ликерных бутылках стояли пыльные метелки ковыля. Коля Боженко не замечал дыхания дома, а мне оно было враждебно. В нем были слепота, жадная сытость, равнодушие и пренебрежение к красоте, которые я еще не понимал толком, но ощущал.
Мне стало жалко Марфушу, которая старалась есть побольше хлеба, пока бабки не было в комнате. Меня огорчала Марфина жадность и страх в глазах: вот войдет бабка и хватит по лбу — не жри, не тебе поставили.
— Ты что так смотришь? — шепотом спросил Коля, словно у стен в этом доме росли уши.
Бабка возвратилась, поглядела, сколько молодые уплели хлеба, и сказала тихим ласковым голосом:
— Уж так вы мало наработали, не знаю, сколько и заплатить по нонешним временам. Вот хозяин вернется, тогда и рассчитаемся. Ты завтра приходи, Коля. Зимой нам много дров требуется… Как хлебец? То-то, домашней выпечки.
— Нам бы хоть немного денег, — сказал Коля.