Поехали. Действительно, живого места не было! Первая и вторая траншеи первой позиции обработаны так, что даже не заметно, были ли тут траншеи или просто все поле перепахано…
Преследуя противника, соединения армии продолжали продвигаться в западном и северо-западном направлениях. Однако на второй день наступления противник подтянул резервы и начал усиленно контратаковать, всеми силами пытаясь остановить наше наступление. Немецко-фашистское командование понимало, что потеря Даугавпилса, важного железнодорожного и шоссейного узла, создает угрозу окружения группы армий «Север». Поэтому на подступах к городу была организована мощная оборона. В этот район противник срочно подтянул пять свежих дивизий. В эти дни командующий группой армий «Север» генерал Ганс Фриснер писал Гитлеру:
«Постоянный и все усиливающийся нажим противника на северный фланг 3-й танковой армии явился поводом для отвода группой армий «Центр» своего северного крыла дальше на запад. Вследствие этого опасность расширения бреши между обеими группами армий стала еще более реальной»[7].
Да, их можно было понять: во что бы то ни стало немецко-фашистское командование стремилось закрыть брешь, чтобы удержать Даугавпилс и тем самым сохранить свои железнодорожные пути на Елгаву и Паневежис.
Чем ближе подходили мы к Даугавпилсу, тем сильнее было сопротивление противника. В это время наша армейская полоса наступления разрослась до 150–160 километров, количество же войск оставалось таким же, как и было, — четыре корпуса. И все-таки даже при такой ширине фронта соединения армии продолжали медленно, по 6–7 километров в сутки, продвигаться. О сплошном фронте наступления нам и говорить не приходилось. Действовали мы на отдельных направлениях то ротой, то батальоном, между которыми почти повсюду имелись по меньшей мере километровые разрывы. Разрывы же между корпусами достигали 10–15 километров. На каждую дивизию у нас приходилось по 10–15 километров, а порой и больше. Все это создавало очень большие трудности, особенно в управлении войсками в корпусах, дивизиях и полках. Помощи у командующего 1-м Прибалтийским фронтом И. X. Баграмяна я не просил, так как знал, что он не мог направить в район нашей армии дополнительные силы. Положение других армий фронта было не легче, чем у нас.
Ни в одной операции Великой Отечественной войны мне не приходилось так часто докладывать командующему фронтом о тяжелом положении армии, как у Даугавпилса. Временами положение у нас было буквально критическим, причем такое положение, я знал, существовало не только для 6-й гвардейской армии, но и для всего 1-го Прибалтийского фронта.
Армейских резервов у меня не было совсем, а обстановка требовала срочно парировать удары контратакующего противника, особенно в разрывах между корпусами. В одной из многочисленных контратак врагу удалось обойти фланги одного полка 46-й гвардейской стрелковой дивизии, наиболее успешно развивавшего наступление на даугавпилском направлении. Здесь, на левом крыле армии, части 2-го гвардейского стрелкового корпуса под командованием генерала А. С. Ксенофонтова продвинулись на 20–25 километров и перерезали железную дорогу Даугавпилс — Дукштас. Полк находился в окружении недолго. Командиру полка полковнику Романенко удалось, отразив все атаки противника, соединиться с главными силами дивизии. По каким-то каналам командующий фронтом И. X. Баграмян узнал, что полк 46-й гвардейской стрелковой дивизии дрался в окружении, и в очередном разговоре спросил меня:
— Как у вас дела, Иван Михайлович?
— Неважно, товарищ командующий, противник одолевает со всех сторон.
— А как же вы допустили, что у вас полк сорок шестой дивизии попал в окружение?
— Прорех очень много…
— Ты, Иван Михайлович, кажется, сам сидишь в прорехе. Смотри, фашист придет и тебя окружит…
Да, я и сам понимал, что положение у нас очень тяжелое. Противник, перейдя к активным действиям, буквально сковал наши войска. А взять части с менее активного участка и перебросить их на угрожаемый я не мог, поскольку неактивных участков в армии не было. Мы имели лишь по одной дивизии во вторых эшелонах 22-го гвардейского и 103-го стрелкового корпусов, но быстро подтянуть их в те районы, где противник начинал наиболее активные действия, мы бы не успели, так как расстояние составляло не менее 25–30 километров. Что в такой ситуации надлежало делать? Сосредоточивать эти две дивизии для общего удара? Или отдельными частями выбрасывать на более опасные направления? Я принял решение затыкать эти бреши отдельными частями резервных дивизий. Когда войска начали выполнять это решение, я доложил о нем командующему фронтом. Иван Христофорович вздохнул и сказал: