Спальня родителей внизу, рядом со столовой. Анна открыла дверь и увидела маму, как ни в чем ни бывало спящую глубоким сном. Она подскочила к кровати и коснулась маминого плеча, как в детстве, когда плохо чувствовала себя ночью. Конечно, папа самый главный, но стоило Анне заболеть, на первом месте оказывалась мама. Ясное дело, Клара Зольтен немедленно проснулась.
— Что случилось? — мама приподнялась на локте, обеспокоено вглядываясь в лицо младшей дочки.
— Папа велел тебя разбудить, — объяснила девочка. — Он встал очень рано, послушать последние известия, знаешь, из-за Польши…
— Всегда так! — фыркнула мама. — У нас и своих сложностей предостаточно.
— Мама, — решительно прервала ее Анна. — Началась война. Британия против Германии. Прямо как папа говорил.
Но все было напрасно. Мама медленно встала, надела халат, машинально провела расческой по волосам.
Анна стояла рядом — что же делать? Мама как будто ничего не слышала.
— Пойдем, — мама протянула дочке руку. Вместе они вышли в гостиную. Фриц и Фрида уже спустились, Гретхен бежала вниз по лестнице.
— Анна сказала… Это ведь неправда… Она ошиблась, да? — спросила мужа Клара Зольтен.
— Слушай, — перебил папа. — Повторяют речь Чемберлена.[2]
Анна знала про Чемберлена — премьер-министра Великобритании, одного из тех, кто встречался с Гитлером на конференции в Мюнхене, а вернувшись, обещал Англии "новую эру мира". Папа называл его слепым глупцом — как можно верить Гитлеру, даже если тот и клянется больше не вторгаться ни в одну европейскую страну.
Глупец или нет, но сейчас его голос казался Анне грустным и усталым. Конечно, этот голос она и слышала раньше:
"Да благословит Господь всех вас и да защитит Он правого".
Речь еще не кончилась, а мама уже скрючилась в папином кресле, содрогаясь от рыданий. Отец неловко обнял жену за плечи. Начал что-то говорить диктор, но папа больше не слушал.
— Можно, я выключу радио? — Руди посмотрел на мать. — Похоже, ничего нового пока не передадут.
Папа кивнул. Анна смотрела на старшего брата. Тот шагнул вперед, нащупал ручку приемника, и мгновением позже голос диктора наконец умолк. Руди отдернул пальцы, сцепил руки за спиной. Девочка внимательно взглянула на него. Нахмуренный и немного бледный, брат в общем выглядел довольно обыкновенно. Война! Анна попыталась представить себе, какая она, война. Папа постоянно говорил о войне, но все происходило где-то там, далеко, и не имело никакого отношения к ней, канадской школьнице.
"Вроде Судного Дня, наверно", — подумала девочка, уповая, что никто не сумеет прочесть ее мысли.
— А нам все равно в школу идти во вторник? — поинтересовался Фриц.
Анну захлестнула волна надежды. Но Руди повел себя ужасно странно, рявкнув на брата раньше, чем папа успел ответить:
— Конечно, идти. Не будь дураком!
Анна сняла очки, торопливо протерла их полой ночной рубашки, снова нацепила на нос и уставилась на Руди. Похоже, он на самом деле рассердился? Словно прямо сейчас готов ринуться в бой.
— Какой от тебя толк на войне? От тебя и других таких же сопляков? — продолжал наступать Руди, будто младший братишка с ним спорил.
Но прежде, чем Фриц успел огрызнуться, папа, угадывая невысказанные страхи старшего сына, сказал:
— Тебе, Руди, только-только исполнилось восемнадцать. Ты, конечно, будешь продолжать учиться.
Мама коротко выдохнула, в ужасе переводя взгляд с мужа на сына. Анна совсем перестала понимать, в чем дело, пока не услышала, как старший брат процедил сквозь зубы:
— Да я не о себе думал.
Девочка знала — Руди лжет. У него никогда не получалось лгать убедительно. Ей хотелось рассмеяться — неужели он думает, кто-то сочтет нужным, чтобы такой умник бросал школу и отправлялся на фронт?
Лучше уж Фрицу пойти воевать. Руди даже картошку чистить не умеет — сразу же палец порежет. Зато очень симпатичный. И задачки математические прямо в уме решает. А еще Гретхен уверяет — брат замечательно танцует. И мысли свои излагает прекрасно.
Но солдат из него никакой. Она, Анна, совершенно уверена — маме не о чем беспокоиться.
— Я подумал, может, начнут занятия на пару дней позже, — пробормотал Фриц.
На него никто даже не посмотрел.
Руди принялся насвистывать сквозь зубы, тихонько, но так немелодично, что уши хотелось заткнуть. Он высоко поднял голову и уставился в пространство. Анна повернулась в ту сторону, но разглядела только белеющие занавески и утренний свет за окном. Конечно, у Руди зрение намного лучше, в очках она или нет, но брат, похоже, просто смотрит в никуда, так же, как свист его не складывается ни в какую мелодию.