В мучительной жажде надежды и красокВыходит на улицу, ищет людей.Как страшно найти одинаковость масокОт гения до лошадей!
1908
Культурная работа
Утро. Мутные стекла как бельма,Самовар на столе замолчал.Прочел о визитах ВильгельмаИ сразу смертельно устал
Шагал от дверей до окошка,Барабанил марш по стеклуИ следил, как хозяйская кошкаЛовила свой хвост на полу.
Свистал. Рассматривал тупоКомод, «Остров мертвых», кровать.Это было и скучно, и глупо —И опять начинал я шагать.
Взял Маркса. Поставил на полку.Взял Гете – и тоже назад.Зевая, подглядывал в щелку,Как соседка пила шоколад.
Напялил пиджак и пальтишкоИ вышел. Думал, курил…При мне какой-то мальчишкаНа мосту под трамвай угодил.
Сбежались. Я тоже сбежался.Кричали. Я тоже кричал.Махал рукой, возмущалсяИ карточку приставу дал.
Пошел на выставку. Злился.Ругал бездарность и ложь.Обедал. Со скуки напилсяИ качался, как спелая рожь.
Поплелся к приятелю в гости,Говорил о холере, добре,Гучкове, Урьеле д’Акосте —И домой пришел на заре.
Утро… Мутные стекла как бельма.Кипит самовар. Рядом «Русь»С речами того же Вильгельма.Встаю – и снова тружусь.
1910
Желтый дом
Семья – ералаш, а знакомые – нытики,Смешной карнавал мелюзги,От службы, от дружбы, от прелой политикиБезмерно устали мозги.Возьмешь ли книжку – муть и мразь:Один кота хоронит,Другой слюнит, разводит грязьИ сладострастно стонет…
Петр Великий, Петр Великий!Ты один виновней всех:Для чего на Север дикийПонесло тебя на грех?
Восемь месяцев зима, вместо фиников —морошка.Холод, слизь, дожди и тьма —так и тянет из окошкаБрякнуть вниз о мостовую одичалойголовой…Негодую, негодую… Что же дальше,боже мой?!
Каждый день по ложке керосинаПьем отраву тусклых мелочей…Под разврат бессмысленных речейЧеловек тупеет, как скотина…
Есть парламент, нет? Бог весть,Я не знаю. Черти знают.Вот тоска – я знаю – есть,И бессилье гнева есть…Люди ноют, разлагаются, дичают,И постылых дней не счесть.
Где наше – близкое, милое, кровное?Где наше – свое, бесконечно любовное?Гучковы, Дума, слякоть, тьма, морошка…Мой близкий! Вас не тянет из окошкаОб мостовую брякнуть шалой головой?Ведь тянет, правда?
1908
Интеллигент
Повернувшись спиной к обманувшей надеждеИ беспомощно свесив усталый язык,Не раздевшись, он спит в европейской одеждеИ храпит, как больной паровик.
Истомила Идея бесплодьем интрижек,По углам паутина ленивой тоски,На полу вороха неразрезанных книжекИ разбитых скрижалей куски.
За окном непогода лютеет и злится…Стены прочны, и мягок пружинный диван.Под осеннюю бурю так сладостно спитсяВсем, кто бледной усталостью пьян.
Дорогой мой, шепни мне сквозь сон по секрету,Отчего ты так страшно и тупо устал?За несбыточным счастьем гонялся по светуИли, может быть, землю пахал?
Дрогнул рот. Разомкнулись тяжелые вежды,Монотонные звуки уныло текут:«Брат! Одну за другой хоронил я надежды,Брат! От этого больше всего устают.
Были яркие речи и смелые жестыИ неполных желаний шальной хоровод.Я жених непришедшей прекрасной невесты,Я больной, утомленный урод».
Смолк. А буря все громче стучала в окошко.Билась мысль, разгораясь и снова таясь.И сказал я, краснея, тоскуя и злясь:«Брат! Подвинься немножко».
1908
Диета
Каждый месяц к сроку надоПодписаться на газеты.В них подробные ответыНа любую немощь стада.
Боговздорец иль политик,Радикал иль черный рак,Гениальный иль дурак,Оптимист иль кислый нытик —На газетной простынеВсе найдут свое вполне.
Получая аккуратноКаждый день листы газет,Я с улыбкой благодатной,Бандероли не вскрывая,Аккуратно, не читая,Их бросаю за буфет.
Целый месяц эту пробуЯ проделал. Оживаю!Потерял слепую злобу,Сам себя не истязаю;Появился аппетит,Даже мысли появились…Снова щеки округлились…И печенка не болит.
В безвозмездное владеньеОтдаю я средство этоВсем, кто чахнет без просветаНад унылым отраженьемЖизни мерзкой и гнилой,Дикой, глупой, скучной, злой…