— Можно вам сказать два слова? — проговорил Миллер, явно недовольный, и встал со стула.
— Выпейте еще чашку, — спокойно предложила хозяйка. Миллер облизнулся и снова присел. Вдруг он просиял улыбкой и в какой-то новой, добродушной манере принялся рассказывать смешную историю о каком-то своем приятеле, оперном певце, который в «Лоэнгрине»[23], будучи под мухой, не успел сесть на лебедя и решил ждать следующего. Марго кусала губы и вдруг наклонила голову и затряслась от истерического девичьего смеха. Фрау Левандовская тоже похохатывала, и ее массивный бюст уютно трясся.
«Что же, — подумал Миллер, — раз старая стерва желает, чтобы я разыгрывал роль влюбленного дурака, я ее ублажу, да так, что она сама рада не будет. Сделаю это гораздо старательнее и успешнее, чем она ожидает».
И назавтра он пришел снова, а потом зачастил в дом. Фрау Левандовская, получившая только небольшой задаток и рассчитывавшая на остальное, не отходила от парочки ни на шаг. Иногда, когда Марго поздно вечером выводила собаку, Миллер внезапно вырастал из сумерек и шел рядом, с нею, и ее это так волновало, что она невольно ускоряла шаг, и забытая такса отставала, ковыляя бочком. Фрау Левандовская вскоре почуяла эти тайные встречи и стала выводить собаку сама.
Так прошло больше недели со дня знакомства. Однажды Миллер решил перейти к действиям. Платить огромную сумму нелепо, раз дело вот-вот выйдет само собою без помощи сводни. Придя вечером, он рассказал хозяйке и Марго еще три смешнейших истории — ничего более смешного те и не слыхивали, — выпил три чашки кофе, затем, подойдя к фрау Левандовской, обхватил ее, быстрой, мелкой рысцой понес в ванную и, ловко переставив ключ, запер дверь снаружи. Бедняга была так поражена, что в течение по меньшей мере пяти секунд не могла вымолвить ни звука, зато потом — о Боже, чего только она не кричала!..
— Забирай вещи и айда, — обратился он к Марго, которая стояла среди гостиной, держась за голову.
Он отвез ее в маленькую квартирку, снятую им накануне, и, едва переступив порог, Марго с охотой, с жаром предалась судьбе, осаждавшей ее так давно.
Миллер нравился ей чрезвычайно. Что-то в хваткости его рук, сжимавших ее, в прикосновении толстых губ доставляло совершенно особенное удовлетворение. Он мало с ней разговаривал, но часто сидел, держа ее у себя на коленях, посмеиваясь и о чем-то думая. Ей никак не удавалось отгадать, какие у него дела в Берлине, кто он и в какой гостинице останавливается; как-то она попыталась исследовать содержимое его карманов, но он так треснул ее по костяшкам пальцев, что ничего не оставалось, как отложить это занятие до другого раза, но после данного эпизода он постоянно был начеку. Каждый раз, когда он уходил, Марго боялась, что он не вернется. Если не считать этой боязни, она была баснословно счастлива и мечтала, что их совместное житье-бытье будет длиться всегда. Время от времени он кое-что ей дарил — шелковые чулки, пуховку, — но избегал дорогих подарков, зато водил ее в хорошие рестораны и в кинематографы, а после сеанса шел с ней в кафе, и, когда однажды у нее рот открылся от изумления, потому что знаменитый фильмовый актер оказался за одним из соседних столиков, Рекс взглянул на того, и они поздоровались — после этого ее ротик открылся еще шире.
Он, в свою очередь, так пристрастился к Марго, что часто, уже собираясь уходить, вдруг бросал шляпу в угол (кстати, исследовав подкладку, она обнаружила, что он бывал в Нью-Йорке) и оставался. Все это продолжалось ровно месяц. А потом как-то утром он встал раньше обыкновенного и сказал, что должен уехать. Она спросила, надолго ли. Он уставился на нее, потом заходил по комнате в своей малиново-лазурной пижаме, потирая руки, словно намыливая их.
— Навсегда, наверное, — сказал он вдруг и, не глядя на нее, стал одеваться. Она подумала, что он, может быть, шутит, откинула одеяло, так как было очень жарко в комнате, и повернулась к стенке.
— Жаль, что у меня нет твоей фотографии, — проговорил он, со стуком надевая башмаки.
Потом она услышала, как он возится со своим чемоданчиком, в котором принес в квартирку всякие мелочи, защелкивая его. Еще через несколько минут:
— Не двигайся, — сказал он, — и не оборачивайся.
Марго не шелохнулась. Что он делал? Она чуть двинула голым плечом.
— Не двигайся, — повторил он.
Тишина продолжалась несколько минут. В этой тишине бродил какой-то маленький шуршащий звук, который казался ей знакомым.
— Можешь повернуться, — проговорил он. Но Марго лежала неподвижно. Он подошел, поцеловал ее в ухо и быстро вышел. Ещё долго ей казалось, что она слышит этот поцелуй. Она пролежала в постели весь день. Он не вернулся.