Не в пользу немцев складывалась и ситуация на местности. Достаточно одного беглого взгляда на карту, чтобы понять, где они, вероятнее всего, могут пойти в наступление. Схема простая: ударами с севера и юга взять выступ в клещи и уничтожить крупные соединения Центрального фронта Рокоссовского и Воронежского фронта генерала Николая Ватутина. Так и случилось бы в 1941 году, когда немцы еще были способны наносить такие смертельные «нокауты». 17 февраля 1943 года Гитлер специально прилетал на три дня к Манштейну в Запорожье, чтобы воодушевить и его и себя, и находился столь близко от врага, что его вполне могли достать огнем танки Т-34.[967] Но фюрер уже был совсем не тот человек, каким его видели до Сталинграда. Гудериан записал свои впечатления через четыре дня после встречи с «верховным полководцем»: «Левая рука дрожит, спина согбенная, взгляд остановившийся, глаза по-прежнему навыкате, но потеряли свой блеск, щеки покрылись красными пятнами. Он еще больше возбужден, чем прежде, легко теряет самообладание, взрывается приступами гнева и способен принимать опрометчивые решения»[968]. Эта характеристика полностью совпадает с наблюдениями, сделанными Зенгером во время битвы у Монте-Кассино. Поскольку дальнейшие действия были совершенно очевидны для всех, то Манштейн хотел предпринять их как можно раньше, по возможности в начале марта, но Гитлер отложил Untemehmen Zitadelle (операцию «Цитадель») до того времени, когда просохнет земля. Цейтцлер созвал совещание в штабе ОКХ и на нем 11 апреля предложил план, по которому на Курский выступ должны одновременно пойти в наступление 9-я армия генерала Вальтера Моделя с севера и 4-я танковая армия Гота — с юга. Однако Гитлер, отнесший взятие Манштейном Харькова на счет новых танков «Тигр I» модели Е (фюрер говорил, что батальон «тигров» стоит дивизии обычных танков), приказал подождать, пока не появится множество этих «монстров». Тогда их собирали по двенадцать штук в неделю, и это стало главным препятствием для Манштейна.
Мешали делу и внутренние трения между ОКХ и ОКВ. Возражал против проведения операции Йодль, опасавшийся вторжения союзников на Средиземноморье. Не соглашалея и Гудериан, в то время бывший главным танковым инспектором, отвечавшим за перевооружение германской армии: он знал, что русским известно об операции и они готовятся к ней. Клюге, ненавидевший Гудериана и даже просивший в мае у фюрера разрешения вызвать танкового начальника на дуэль, всей душой поддерживал операцию «Цитадель». Одобрял операцию и Цейтцлер, считавший ее своим «детищем», по крайней мере до того дня, когда она пошла вразнос. Модель колебался. Цейтцлер парировал возражения оппонентов, как ему казалось, удачным аргументом. Если русские знают район наступления, это значит, что «он для них жизненно важен, они бросят туда значительные бронетанковые силы, которые мы уничтожим»[969]. Дни шли, и Манштейн постепенно тоже становился противником операции. Фридрих фон Меллентин совершенно прав в своей оценке временного фактора. Если бы операция началась раньше, то могла быть успешной, но в то время, когда немцы пошли наконец в наступление, «Цитадель» уже обрекла себя на провал[970].
На очередном совещании, 3 мая, против проведения операции «Цитадель» снова выступил Гудериан, его поддержал Шпеер. Им возразили Цейтцлер и Клюге, а Манштейн еще не решил, прошло ее время или нет. На фронт поступила только сотня «пантер», хотя Шпеер обещал к концу мая поставить 324. Тем не менее начало операции было назначено на 13 июня. Через неделю состоялся знаменитый разговор Гитлера и Гудериана. «Мой фюрер, почему вообще вы хотите предпринять наступление на востоке в этом году?» — спросил генерал-инспектор. «Вы правы. Когда я думаю об этом наступлении, меня тошнит», — ответил Гитлер[971]. Кейтель все-таки согласился с тем, что Германия должна овладеть Курском ради престижа. Гудериан же резонно заметил, что об этом городе практически никто и не слышал[972]. Кто-кто, а Кейтель по Сталинграду должен был понять, что престиж не очень удачный повод для проведения военной операции.
В конце апреля ставка послала в Курск Жукова для общего руководства подготовкой к битве — верный признак того, что Сталин придает ей серьезное значение. Жуков отправил в Москву предупреждение об уязвимости выступа и рекомендовал Сталину не поддаваться искушению напасть первым[973]. Жуков (кодовое имя «Константинов») писал Сталину (кодовое имя «товарищ Васильев»): «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника»[974]. Ставка согласилась с этим планом, именно так в целом сражение и проходило.
Вместе с Жуковым в Курск выезжал маршал Александр Василевский[975], и они без труда установили, что «шверпункт» германского наступления будет проходить между Белгородом и Курском, на участке Воронежского фронта генерала Ватутина. Его было решено усилить 21-й и 64-й армиями (переименованы в 6-ю и 7-ю гвардейские армии), недавно вышедшими из боев под Сталинградом, и одним из лучших советских танковых соединений — 1-й танковой армией.
Состав Центрального фронта Рокоссовского на северном крыле также был доведен до пяти общевойсковых армий. Ватутин и Рокоссовский располагали войсками численностью 1,3 миллиона человек, но Жуков еще создал полумиллионный резерв ставки под командованием генерала Ивана Конева, названный позднее Степным фронтом. В него входили пять танковых армий и несколько танковых и механизированных корпусов и пехотных дивизий[976]. По мнению одного историка Восточного фронта, эта группировка представляла собой «самую мощную резервную силу, какую русские собирали когда-либо в один кулак за всю войну»[977]. Она должна была не допустить глубокого прорыва противника, если немцам все-таки удастся отсечь Курский выступ.
Сроки наступления снова были перенесены с 13 июня на начало июля, и русские в полной мере подготовились к боям. На некоторых участках обороны артиллерийские полки по численности превосходили пехотные в соотношении пять к одному, и немцев готовы были встретить огнем более двадцати тысяч орудий, среди них — шесть тысяч 76,2-мм противотанковых пушек и 920 многоствольных реактивных установок «катюша». Особенно опасны для немецких танков были снаряды и бомбы «штурмовиков». Не только солдаты, но и почти все гражданское население Курской области занималось сооружением оборонительных линий. Всего было отрыто около трех тысяч миль траншей, на многие мили протянулись проволочные заграждения, в том числе и под напряжением, автоматические огнеметные позиции[978]. У немцев насчитывалось 2700 танков, отличавшихся более тяжелыми вооружениями и броней, в советских войсках — 3800. Танкам и тяжелым самоходным штурмовым орудиям «фердинанд» — Sturmgeschutze — и предстояло пробиваться через мощные оборонительные укрепления русских армий. Вот как описывал их оборону один историк:
«Глубина главных оборонительных зон достигала трех-че-тырех миль. Они состояли из батальонных оборонительных участков, противотанковых оборонительных участков, опор-ных пунктов, систем заграждений из трех линий траншей (до пяти в самых важных секторах), связанных между собой ходами сообщения. Вторые зоны, глубиной шесть — восемь миль, строились по такому же принципу. Тыловые зоны располагались в двадцати пяти милях от переднего края обороны,.. Вся система состояла по меньшей мере из восьми оборонительных полос общей глубиной 120—180 миль».
973
18 апреля Г.К. Жуков по поручению ставки вылетел на Северо-Кавказский фронт и вернулся в первой половине мая. Доклад И.В. Сталину он отправил 8 апреля 1943 г. после ознакомления с положением на Воронежском фронте в конце марта — начале апреля.
974
Цит. по изданию: Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 3-х томах. Т. З.М.: Изд-во «Новости» (АПН), 1990, с. 15.
976
В состав Степного фронта были включены 5-я гвардейская общевойсковая армия генерала А.С. Жадова, 27, 53 и 47-я общевойсковые армии, 5-я гвардейская танковая армия, 1-й гвардейский механизированный корпус, 4-й гвардейский танковый и 10-й танковый корпуса, 3, 5 и 7-й кавалерийские корпуса. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 3-х томах. Т. 3. — М.: Изд-во «Новости» (АПН), 1990, с. 38.