Уже одни голые цифры свидетельствуют о необычайных масштабах Курской битвы. Немцы располагали живой силой в 900 000 человек, 2700 танками и самоходками, 10 000 артиллерийскими орудиями и 2600 самолетами[990]. В распоряжении Рокоссовского, Ватутина и Конева находилось 1,3 миллиона человек, 3800 танков и самоходок, 20 000 орудий и 2100 самолетов[991]. Не случайно Курскую битву назвали величайшим в истории танковым сражением. Несмотря на численное превосходство в соотношении два к одному, русскому солдату было нелегко выстоять, глядя на то, как армада немецких танков, по описанию Алана Кларка, «угрожающе выползает из укрытий и балок, где они прятались, и медленно, но неумолимо надвигается, с закрытыми люками и покачивающимися стволами, сминая волнистую желто-зеленую рябь зерновых полей долины в верховьях Донца». (Внутри танков тоже было несладко — экипажи задыхались от невыносимой жары.) Гот ввел в бой девять отборных танковых дивизий: 3-ю, «Великая Германия», 11-ю, эсэсовские «Лейбштандарт Адольф Гитлер», «Дас рейх», «Тотенкопф» («Мертвая голова»), 6, 19 и 7-ю — все они наступали по фронту всего тридцать миль.
«Весь фронт был охвачен огненными вихрями, — вспоминал радист «тигра» сержант Имбольден. — Мы шли прямо в пекло… Мы благодарили судьбу за то, что она дала нам сталь Круппа». Когда танки замирали, подорванные минами или подбитые красноармейцами, скрывавшимися в траншеях посреди минных полей, экипажи согласно приказу должны были оставаться на месте и прикрывать огнем наступающие войска. Фактически их приговаривали к смерти, так как русские добивали обездвиженные танки буквально через несколько минут. Танкисты из «ваффен-СС» сразу же срывали с себя знаки «мертвая голова»: с такими эмблемами немцев в плен не брали.
Длинноствольное русское 76,2-мм противотанковое орудие могло пробить броню «тигра» только прямой наводкой, но легко поражало танки «Марк IV», а под Курском в основном только и были ближние бои. Немало танков подрывалось на минах, но не меньше досаждали немцам и русские противотанковые отряды, которые больше не паниковали и не бежали назад, как в прежние дни. Константин Симонов в повести «Дни и ночи» писал, что ветераны Красной Армии на практике убедились в том, что минометный огонь одинаково опасен и при броске в атаку, и при сидении на месте. Более того, они поняли, что танки чаще убивают тех, кто от них убегает, а немецкая автоматическая винтовка[992] на расстоянии двухсот метров больше пугает, чем убивает[993].
Гот прорвал первую линию советской обороны в первый же день, однако дальше его встретил огонь со второго рубежа, который вели пристрелянные и зарытые в землю самоходные орудия. За два дня, 6 и 7 июля, количество боеспособной техники сократилась с 865 до 621[994]. Лейтенант Шютте, при взятии деревни понесший тяжелые потери от огня заранее пристрелянных орудий, говорил своему командиру: «После того как мы оттесняем Ивана, нам следует тоже уходить, дать ему возможность разбить это место в пух и прах, после чего мы можем относительно спокойно вернуться с танками обратно»[995]. Этот маневр Шютте и проделал на следующий день, потеряв, правда, несколько танков на минах из-за того, что «некогда было с ними возиться». Лейтенанту Шютте еще долго помнились «бескрайние поля помятых хлебов, усеянные подбитыми танками и мертвыми телами, быстро разлагавшимися в летнюю жару и издававшими тошнотворный запах». Их ротному командиру в ближайшем перелеске привиделось лицо снайпера. Он всадил в него всю обойму, прежде чем понял, что это голова, оторванная взрывом снаряда и повисшая на дереве[996].
За неделю непрекращающихся боев Гот прорубил в обороне Воронежского фронта лишь небольшой прямоугольник 9x15 миль, не имея никаких шансов дойти до Курска. Алан Кларк писал об ощущениях солдат «ваффеи-СС»: «Немцы лицом к лицу столкнулись с Untermensch («недочеловеком») и, к своему ужасу, обнаружили, что он так же храбр, умен и вооружен, как и они»[997]. 9 июля советские войска пошли в контрнаступление, отбрасывая вермахт и обрушив на немцев огонь такой силы, что Шютте казалось, будто «началось землетрясение». На северной стороне выступа 9-я армия Моделя смогла продвинуться только на шесть миль к Понырям, и к вечеру 11 июля русские ее остановили, предприняв на следующий день контратаку. Возникла серьезная проблема со штурмовыми орудиями «фердинанд», на которые особенно надеялся XLVII танковый корпус. Эти монстры имели очень толстую броню, но у них не было пулеметов, и они оказались совершенно беспомощными перед русскими солдатами, которые бесстрашно взбирались на них с огнеметами и через вентиляционные отверстия сжигали всех, кто находился внутри. Гудериан говорил, что «фердинанды» в борьбе с пехотой так же полезны, как «пушки в охоте на перепелов»[998]. За первые два дня боев под Курском немцы потеряли сорок из семидесяти «фердинандов», а поскольку штурмовые орудия не поразили русские пулеметные гнезда, то и пехота генерала Хельмута Вейдлинга не смогла поддержать те из них, которые успевали прорваться вперед. Это был классический пример конструкторского недомыслия, приводящего к катастрофам. Танки пришлось срочно оборудовать пулеметами, прежде чем отправлять их в следующем году в Италию для боев с союзниками при Анцио.
Наступление войск Брянского фронта генерала Маркиана Попова и Западного фронта генерала Василия Соколовского (операция «Кутузов») на Орловском выступе севернее Курской дуги вынудило Клюге отвести четыре дивизии с острия прорыва 9-й танковой армии[999] и таким образом лишить ее возможности развивать успех. Жукову за одну неделю удалось сковать Моделя на севере и замедлить продвижение Гота на юге. Он ввел в бой элитный резерв из 793 танков 5-й гвардейской танковой армии генерала Павла Ротмистрова, бросив их против XLVIII танкового корпуса и II танкового корпуса СС Хауссера, пробивавшихся через реку Донец к железнодорожной станции Прохоровка в надежде обойти Ватутина и ударить в направлении Курска. Можно сказать, что лишь в действиях армейской группы генерал-лейтенанта Вернера Кемпфа и его двух танковых корпусов содержался хоть какой-то элемент внезапности во всей операции «Цитадель»[1000]. По словам историка этой операции, «успех в Прохоровке позволил бы окружить и уничтожить две мощные советские группировки на южной половине выступа и открыть новую дорогу на Курск в обход укрепленного района Обояни на востоке»[1001].
Однако к Прохоровке не менее стремительно продвигался и Ротмистров. Вот его описание двухсотмильного марша к фронту:
«Уже в восемь утра наступала жара, и облака пыли вздымались к небу. К полудню пыль сгущалась в тучи, оседая толстыми слоями на придорожных кустах, зерновых полях, танках и грузовиках. Сквозь серую пелену пыли еле-еле проглядывал темно-красный диск солнца. Нескончаемым потоком по дороге шли танки, самоходные орудия, тягачи (тащившие пушки), бронированные автомобили, грузовые машины. Лица солдат были черны от пыли и копоти. Пекло невыносимо. Солдаты изнывали от жажды, их гимнастерки, намокшие от пота, прилипали к телу».
Дальше будет еще жарче.
Восьмичасовое танковое сражение, происходившее под Прохоровкой в понедельник, 12 июля 1943 года, стало для 4-й танковой армии, как написал Меллентин, «дорогой смерти». Армия начинала операцию «Цитадель», имея 916 единиц боеспособной техники, а к 11 июля у нее осталось 530. Аналогичные потери понес II танковый корпус СО. количество машин сократилось с 470 до 250. Сколько танков участвовало в битве под Прохоровкой? Этот вопрос до сих пор спорный вследствие многих причин: разнятся источники, оценки географических рамок сражения, сказывается влияние политических и пропагандистских интересов. Обычно считается, что 600 советских танков сражались против 250 немецких[1003]. Если включить части, располагавшиеся поблизости Прохоровки и Яковлева, и учесть, что не все они принимали участие в боях в этот день, то цифры возрастут до 900 (в том числе сто «тигров») с немецкой стороны и почти 900 — с советской. В таком случае под Прохоровкой действительно имела место крупнейшая танковая битва в истории[1004]. Надо принимать во внимание и другие факторы. Немцы уже неделю вели бои и испытывали технические трудности с «пантерами», которые имели скверную привычку выходить из строя. Русские же ввели в бой свежие силы и, помимо танков Т-34/76, применили самоходные орудия СУ-85 с 85-мм снарядами, пробивавшими броню. И самое важное: для их монтажа использовались шасси тех же танков Т-34. При единой базовой танковой ходовой части у русских не было проблем с запасными деталями, в то время как немцам приходилось иметь дело с пятью разными моделями: «Марк III», «Марк IV», «пантера», «фердинанд», «тигр», — что создавало головную боль в их техническом обеспечении. Многие «пантеры» под Курском шли в атаку, «извергая пламя», а другие останавливались из-за проблем с трансмиссией[1005]. Во время сражения из-за поломок в 4-й танковой армии вышли из строя 160 танков. Немало, если учесть, что в Германии производилось в месяц всего 330, а не обещанная Шпеером Гитлеру тысяча танков. Куда подевалось разрекламированное тевтонское чудо военной индустриализации?
990
ed. Parrish,
1003