Почему так везло?
В местечке Кретинга жил некто Якис, начальник территориального отдела буржуазной литовской разведки. В 1940 году он бежал на немецкую сторону, но его жена осталась в Кретинге, и в ее доме был устроен перевалочный пункт для немецких агентов. Его супругу, «пони Якене», нам удалось перевербовать, и от нее мы получали ценную информацию, позволявшую безошибочно и грамотно задерживать лазутчиков и диверсантов. Ну и кроме того, тактика засад на уязвимых участках границы себя оправдывала. И конечно, стоит отдать должное профессиональному чутью моего напарника и старшего товарища Лепы. Старый коммунист-подпольщик, работавший при буржуазном правительстве в прокуратуре Литвы, он обладал сильной интуицией и каким-то шестым или десятым чувством определял точное место перехода границы вооруженной группой агентов. Тельшай — это граница с Мемельским краем, и немцы, готовясь к вторжению, использовали «этот маршрут» для внедрения агентуры и проникновения диверсантов очень часто. Агент «косяком пер» на нашу сторону, и многие попадались в наши сети. А многие благополучно через нас «проскакивали». Это только в книгах и в патриотическом кино «Граница всегда на замке», а в действительности…
А насколько серьезной была подготовка простых советских пограничников?
Это были очень смелые и грамотные ребята, патриоты, большинство с десятилетним образованием. На заставах служили только русские и евреи, сплошь комсомольцы.
В каждом погранотряде служили чуть более двух тысяч человек, но количество комендатур и застав в отрядах было разным, в зависимости от сложности охраняемого участка границы.
За пограничной зоной развертывались обычные армейские части прикрытия, в некоторых из них мне довелось побывать, и скажу вам откровенно, это были слабо вооруженные, недоукомплектованные подразделения, так и не успевшие к началу войны получить тяжелое вооружение. Поэтому я не очень удивился, что всю Литву немцам за одну неделю войны отдали… Тельшайский укрепрайон к началу войны так и не был выстроен, успели произвести только разметку линии обороны.
Вы знали, что летом будет война?
Точную дату начала германского наступления мы знали еще в марте — апреле 1941 года. В конце апреля был задержан агент организации LAF с пачкой листовок на литовском языке, в упаковке, на которой было написано: «Вскрыть только 22/06/1941». И мне довелось первому переводить текст этой листовки, начинавшийся следующими словами: «Освобождение идет с Запада. Только Гитлер освободит Литву от еврейского большевистского ига!» А дальше шли 12 пунктов воззвания к литовскому народу. Первый пункт меня «убил наповал». Он гласил: «Упраздняется постановление князя Витовта Великого о приглашении евреев на проживание в Литовском княжестве». Был там и такой пункт, что тот, кто запятнал себя в сотрудничестве с Советами и хочет заслужить прощение литовского народа, должен убить еврея и предоставить новым литовским властям свидетельство об этом… Листовка была подписана в Берлине генералом Раштикисом, первым премьером будущего нового правительства Литвы. Однако немцы после захвата Литвы не простили генералу такого промаха, того, что он раскрыл дату начала вторжения, и так и не пустили на территорию республики Раштикиса. Он так и остался фактически под домашним арестом в Германии. Вместо Раштикиса «с компанией» в Литве в начале войны возникло марионеточное правительство Прополениса, но вскоре и его разогнали, заменив его на литовского гауляйтера генерал-майора Кубилюнаса, предателя и палача, местного «квислинговца», который и представлял литовцев в высших арийских сферах. Этого Кубилюнаса советская контрразведка достала уже после войны, в Германии, в английской зоне оккупации, где генерал находился в лагере для перемещенных лиц. Чекист Саша Славин, каунасский еврей, владевший английским языком, в форме офицера союзных войск приехал в этот лагерь, «нагло забрал Кубилюнаса» по фиктивным документам и вывез его в советскую оккупационную зону, а потом в Москву, где генерала судил военный трибунал. Но вернемся к «апрельской» листовке. После того как мы перевели текст листовок на русский язык, немедленно наши командиры отправились с ними к руководству — Лепа (или Расланас, сейчас не вспомню точно) поехал в Вильнюс, а Морозов прямо в Москву. После доклада оба вернулись в отдел, ничего не рассказывая. И когда мы прорывались с боями в конце июня из Литвы в Россию, то многие из нас матерно поминали наше высшее руководство, но вот ведь, была у них в руках точная дата начала войны, почему б… проспали!.. И чтобы у вас не возникло сомнения в правдивости моего рассказа, что, мол, Тельшайский уездный отдел ГБ — почти как Рихард Зорге или Ян Черняк со своими разведывательными донесениями о дате начала войны, хочу заметить, что все детали, связанные с перехватом листовок и с датой «открыть 22 июня» на упаковке, подтверждает в своих мемуарах и сам генерал Раштикис, написавший книгу воспоминаний в Америке в 1951 году. И книга эта есть не только в библиотеке Конгресса США… А сама листовка, вот она, перед вами. Самое занимательное, что, когда в 2000 году, накануне вывода израильских войск из Южного Ливана, в южноливанскую зону безопасности забрасывали листовки «Хезбаллы», то их текст во многом соответствовал тексту воззвания Раштикиса, мол, «кто убьет еврея — будет прощен». И еще по вашему вопросу. На всех погранзаставах бойцы и командиры тоже знали, что война случится именно летом сорок первого. Сомневающихся в этом не было. Слишком очевидные события происходили на границе весной и в начале июня. И наш заместитель начальника отдела Морозов, сознавая, что надо как-то спасать свою семью, за неделю до войны, во время массовой депортации из стран Прибалтики, посадил свою жену и детей в одну теплушку с выселяемыми и повез их на восток, видимо, оформив себя в качестве сопровождающего уполномоченного НКВД. К началу войны Морозов в Литву не вернулся, и следы его затерялись, о его дальнейшей судьбе мы так ничего и не узнали.