— А кто он был по профессии?
— Классный юрист, отлично знавший психологию. В беседах с оперативниками юлил, умело обходя «подводные камни» перекрестных допросов. На первых порах его спасала великолепная память, однако она подобна медной доске, покрытой буквами, которые время неизбежно стирает и сглаживает. Используя оперативные возможности, мы вскоре вышли на конспиративную квартиру Ханса Каспера. Провели в ней обыск и обнаружили там все необходимы улики: оружие, нашу рацию, деньги, фиктивные документы с фотографиями Каспера в советской форме, инструкции по организации диверсий на военно-морских объектах.
После этого он замкнулся и демонстративно замолчал. Пришлось выложить последний козырь — на допрос доставили младшего брата Каспера.
— А что это за козырь?
— Дело в том, что в одном из покинутых немцами особняков мы обнаружили картотеку тайной полиции Таллина. Среди завербованных числился и младший брат нашего объекта. Однако он не стал выполнять преступные задания. Старший брат-изменник об этом не знал. Их допрос я провел в форме общей беседы. Говорили долго — до полуночи. В конце концов Ханс во всем сознался.
— А как же решилась судьба младшего брата?
— Тут целая история вышла. Многие мои коллеги требовали суда и над ним, но я добился освобождения младшего Каспера по закону. У нас ведь не было никаких материалов о его преступной деятельности. Прокуратура с моими доводами согласилась, а что касается Ханса, то было вскрыто следующее.
Появился он в Таллине весной 44-го, после окончания немецкой разведшколы, с заданием: с приходом советских войск в Эстонию снова внедриться в агентурную сеть военной контрразведки Балтфлота. Ему вменялось в обязанность работать на фашистов составом резидентуры из четырнадцать агентов. Конкретная задача — сбор шпионской информации и совершение террористических актов, а также диверсий на военных объектах.
Получив от Каспера адреса явочных квартир, я направил на одну из них опергруппу. Засада оказалась результативной. Были задержаны три агента с материалами, подготовленными для передачи Абверу. А всего по делу Каспера арестовали двадцать пять агентов фашистской разведки и двадцать четыре объявили в розыск. При задержании кроме радиостанций у них изъяли два ручных пулемета, девятнадцать автоматов, семнадцать винтовок, сто семьдесят гранат, несколько десятков пистолетов разных систем, советские ордена и медали, фиктивные документы и другую шпионскую экипировку…
Среди агентов Абвера нам как-то попался даже пастор из местечка Раквере. Его выдал Каспер. Начали святого отца «колоть». А он мне, помню, елейным голоском вопрошает: «Сын мой, зачем вы меня похитили, от моей паствы забрали?»
Пришлось продемонстрировать нашу осведомленность о его грехах перед государством и паствой — агент Абвера и махровый ворюга, обокравший свою обитель незадолго до прихода наших войск. Он все серебро собора похитил. Конечно, арест «слуги божьего» без объяснений мог вызвать недовольство населения. И вот тогда с санкции начальства мы привезли пастора в Раквере. В присутствии прихожан, собранных при участии местных властей, он показал место в своем огороде, где зарыл украденные из храма ценности.
Паства, естественно, возмутилась, так как недавно с ним искала похищенное имущество собора. Горожане после этого стали охотнее рассказывать о конкретных фактах сотрудничества духовного наставника с гитлеровцами. Помню, одна пожилая эстонка плюнула ему под ноги и заявила, что за этот грех он ответит перед Богом, а за предательство пусть его покарает народная власть. Шпион получил по заслугам. Нельзя забывать, что это был уже 1945 год — год нашей Светлой Победы!
Мне было известно, что Николай Кириллович после войны, когда он возглавлял Особый отдел КГБ Балтфлота, совершил еще один благородный поступок. Это касалось неравной борьбы мужественного человека за судьбу Краснознаменного Балтийского флота, которая тогда по воле Н.С. Хрущева и высших военных сановников была предрешена. Дело в том, что Кремль приказал резать боевые корабли и самолеты флота без оценки последствий в состоянии боеготовности этого морского форпоста, стоящего на западных рубежах страны. Адмиралы и генералы оробели и тут же взяли «под козырек»: будет исполнено.
И только военный контрразведчик контр-адмирал Н.К. Мозгов не убоялся гнева ни своего непосредственного начальника с Лубянки, ни высших руководителей МО СССР, ни самого Хрущева, и будучи приглашенным на заседание Политбюро КПСС доложил о пагубности принятого решения.