Режиссёр: Пустое! Потом где-нибудь отснимем начало, смонтируем и всё будет в порядке! Свет сюда, так! (Кепке) Вас я попрошу встать вот здесь, кепочку давайте немного назад, приоткроем ваш лоб… Вот, вот… и лоб видно, и кепку вашу замечательную.
Кепка: Да, кепка отличная. Последняя.
Режиссёр: В каком смысле последняя?
Кепка: Я купил последнюю кепку. А шляп уже не было.
Режиссёр: Шляп?
Кепка: Ну да, шляп, таких вот как у него. А он утверждает, что был в магазине в тоже время, что и я, и что, мол, кепок уже не было, и что шляпу он купил последнюю. Лжёт, наверняка, лжёт!
Шляпа: Нет, я не лгу! Кепок уже в самом деле не было!
Кепка: Вот, опять он за своё! А я так мечтал о шляпе!
Режиссёр: Понятно-понятно. Значит, вы стоите здесь, вот вам журнал, читайте и время от времени как бы с удивлением поглядывайте вокруг – «Куда это я попал, не пойму», а потом опять в журнал. Тут, между прочим, интересная есть статейка про африканских каннибалов.
Кепка: Любопытно.
Режиссёр: Свет! Возьмите его крупным планом – а потом сразу – панораму. Всюду головы, головы, лица!
Оператор: Тут отсвечивать будет. Фонарь мешает.
Режиссёр: Спилите фонарь!
Оператор: Это можно. Со светом тут сложно… я обычно на СПК работаю, а здесь ДМП нужно. Или РКС. Да и шнур у нас короткий.
Режиссёр: Возьмите семнадцатым.
Оператор: У семнадцатого переходника нет, а иначе не вытянуть. Я могу, конечно, и напрямую подключиться, но тогда отстроиться как следует не удастся.
Режиссёр: Почему я должен думать об этих технологических проблемах!
Полная: Нам суд продолжить бы…
Режиссёр: У меня всё готово. Пожалуйста.
Полная: Итак… Не помню, на чём же мы остановились, с этим кино всё из головы выскочило.
Пальто: Надо дать всем высказаться, расширить пространство дискуссии. Больше критики!
Рубашка: Опять разговоры! Дайте, я его убью!
Пальто: Нет, нельзя ставить вопрос о высшей мере. Проступок велик, но мы должны выяснить мотивы и социальные корни.
Рубашка: Какие ещё корни! Раз виноват – ответь по всей строгости!
Контролёр: Тогда и порядок будет. Как в Сибири.
Пальто: Строгость должна быть справедливой, а справедливость строгой.
Рубашка: К чёрту! Хватит навязывать свои интеллигентские идейки! Эх, мне бы бомбу…
Оператор: Он из кадра вышел. Надо дублик сделать.
Режиссёр: Ещё раз этот кусок, с самого начала. (Пальто) Говорите.
Пальто: Я наизусть не помню…
Режиссёр: Вы что-то про критику говорили…
Пальто: А, точно! Давайте больше высказываться и критиковать... Так?
Режиссёр: Вроде бы так... (Рубашке) А потом была ваша реплика!
Рубашка: Виноват! Виноват! По закону! Строгость!
Пальто: Теперь я, да? Э-э-з, социальный корень… то есть, корни и анализ помогут нам разобраться…
Рубашка: По строгости!
Режиссёр: Контролёр, что же вы молчите? Вы ведь тоже что-то говорили!
Контролёр: Про Сибирь.
Режиссёр: Нет, как-то невыразительно всё получается, безлико, не хватает какой-то глубины Надо выявить конфликт, усилить его. (Рубашке) Понимаете, вы вроде бы верно всё говорите – и про бомбу, и про смерть – но как-то плоско, грубовато получается. А мне нужна совсем другая степень достоверности.
Рубашка: Чего ещё-то? Смерть безбилетнику!
Режиссёр: Это понятно. Попробуйте сказать тоже самое, но более ёмко, более мягко, с подтекстом.
Рубашка: (так же) Смерть безбилетнику!
Режиссёр: Зачем же так громко? Ведь смерть сама по себе ужасна, произнесите свою реплику более обыденным, более будничным голосом.
Рубашка: (так же) Смерть безбилетнику!
Режиссёр: Опять кричите! Нет, вы для роли обвинителя не подходите. Придётся вас заменить.
Рубашка: Я не подхожу? Да я бы их всех передушил!
Режиссёр: Душите кого хотите, а с этой роли я вынужден вас снять. (Пальто) А что, если обвинителем будете вы?