Сюзи освоилась очень быстро. Даже слишком быстро и слишком уж освоилась. Привозная корова превратилась в королеву прерий. В квартирке, которую снял для нее брат, она принимала целую кучу неизвестно откуда взявшихся. новых друзей, компанию глуповатых девчонок в сопровождении неотвязных юнцов, устраивала роскошные обеды, дарила подарки и распевала словенские песни, хлопая в ладоши. Моктар работал, как вол, но денег постоянно не хватало. Мы с ним крутились, как могли, ему частенько нужен был помощник, а я при своем безденежье никогда не отказывался подсобить. У меня было такое впечатление, что его сестра просто пытается отыграться за свою прежнюю тяжелую жизнь, но Моктар считал, что так и должно быть, говорил, что не понимает, как она могла пережить весь этот кошмар, и что главное для него — видеть сестру счастливой, никаких денег не жалко, когда речь идет о семье, и так далее. Я не стал возражать, оставив свои советы при себе в надежде, что какое-нибудь чудо откроет ему глаза.
Чудо явилось в обличье Пьера Робера по прозвищу Зеленый Горошек. Это был торговец телевизорами, который предпочитал сам смотреть телевизор, вместо того, чтобы беспокоиться о делах, а потому вечно пребывал на грани разорения. Он так долго пялился в экран, что глаза у него стали крошечными, размером с горошину, и совсем выгорели от излучения телевизионных трубок. Пьер Робер водил дружбу с кем-то из парней, которые крутились вокруг моктаровой сестры, и однажды вечером, бог знает почему, решил забросить свои телевизоры и отправиться на одну из ее многочисленных вечеринок. В тот день, когда Зеленый Горошек вылез из своей заваленной телевизионными пультами норы и встретился нос к носу с резвящейся словенской телочкой, он прошел что-то вроде обряда инициации. Вид движущейся и поющей юной плоти разжег огромный восторженный огонь в сердце человека, который до той поры любил только холодный блеск телеэкранов. Все гормоны, так давно спавшие в глубинах его организма, внезапно пробудились, все рефлекторные дуги, которые, казалось бы, уже атрофировались, вдруг заработали на полную мощь. И вот; под влиянием этих гормонов и рефлекторных дуг в голове Пьера Робера по прозвищу Зеленый Горошек закопошилось множество полуоформленных мыслей. Он окончательно забросил свою торговлю и принялся писать Сюзи страстные письма, называя ее «мое солнышко», «моя жизнь», «моя самая нежная» или просто «моя любовь». Хотя славянская сдержанность и не позволяла девушке отвечать на письма, Сюзи не сумела остаться равнодушной к таким настойчивым проявлениям любви, к пылкой страсти, которую она разожгла в этом мужчине. Тем более что с тех пор, как Моктар заставил сестру расстаться с македонским священником, в ее сердце и в ее постели царила удручающая пустота. Такая пустота, что Сюзи порой задумывалась, не окончит ли она свою жизнь как старая высохшая смоковница, без мужа и детей, без конца принимаясь за одно и то же вязанье или что-то бормоча себе под нос в православной церкви.
Робер Зеленый Горошек посоветовался с приятелями. Те сказали, сходи к ней, тут надо действовать решительно, потому что Сюзи, хоть и строит из себя недотрогу, только и ждет, как бы ее кто-нибудь взнуздал. Когда такие девушки говорят «нет», на самом деле это значит «да», дело обязательно выгорит, выложи ей все, как есть, клянись своей подпиской на кабельное телевидение, что так и сделаешь. Зеленый Горошек был сам не свой от страха, но пообещал пойти и все рассказать.
Что касается Сюзи, то она часами советовалась с подружками. Те считали, что Зеленый Горошек страшно мил, что он очень славный, а если целыми днями торчит у телевизора, так это от застенчивости. А застенчивые мужчины — лучшие мужья. У него водятся кое-какие денежки, так что у Сюзи будет свой домик, она сможет наводить там уют, выкрасит стены в нежно-розовый цвет, купит кресла в стиле ампир и даже разобьет зимний садик.
В конце концов после стольких уговоров и стольких рассказов про него и про нее, Сюзи и Зеленый Горошек решились-таки дать волю чувствам на пикнике, специально устроенном подругами девушки. Никто так и не узнал, что именно они сказали друг другу, сидя на склоне холма и подставив грудь теплому июньскому солнышку, но не прошло и недели, как Зеленый Горошек переехал к Сюзи. Он тут же прирос к ее квартире, как лишайник к стволу дерева, и сидел там сиднем, забросив свои телевизоры пылиться в магазине и плюя на то, что рискует окончательно прогореть. Моктар, словно сердобольная матушка-благотворительница, оплачивал все: жратву, квартиру, карманные расходы, и только повторял, что счастье сестры для него важнее всего, что его счастье в ее счастье, что если она попросит его отрезать ноги, он принесет их ей на блюде, что у него никого не осталось, кроме нее. Но я молчал, как и раньше. Даже узнав, что Сюзи и Зеленый Горошек собираются пожениться, я ничего не сказал. Мало того, я был у них на свадьбе и аплодировал, когда они оба, сияя, отплясывали на столах и поедали баснословно дорогой свадебный торт, подаренный Моктаром.