– Вот, пока жив еще, как говорит Реми.
– Ну это как водится, – ответил начальник тюрьмы с усмешкой.
Летро прошел в комнату и поздоровался со всеми присутствующими, включая Фурнье.
Начальник тюрьмы, извинившись, удалился в свой кабинет.
– Прошу вас, старший инспектор, следуйте за мной, – сказал Фурнье.
Они вышли из административного помещения и направились по длинному узкому коридору. Фурнье держался с ледяной аккуратностью.
– Как я понял, вы здесь уже бывали?
– Да, это мой третий визит.
– Начальник тюрьмы считает, что вы оказываете этому человеку слишком большое доверие и даете ему возможность почувствовать свою значимость. А наша работа как раз заключается в том, чтобы не дать этим людям почувствовать своей важности. Они же преступники.
Пеллетер ничего не ответил. Достав из кармана свою наполовину выкуренную сигару, он вставил ее в рот, не прикуривая.
– Несомненно, некоторые из них очень даже умны, и совершаемые ими преступления требуют большой смелости. Возможно, родись они в другое время, не были бы преступниками. Но сейчас они просто преступники. Их нужно наказывать, а не аплодировать им. А внушать им какие бы то ни было мысли о значительности их персоны и вовсе опасно.
Они оказались перед дверью одной из комнат для свиданий, при необходимости служивших также и комнатами для допросов.
– Так начальник тюрьмы говорит?
– Нет, это я так говорю, – сказал Фурнье, и выражение лица его при этом ничуть не изменилось. Он отпер дверь ключом, прикрепленным к большой связке. – Подождите здесь.
Пеллетер хотел спросить у Фурнье, знает ли тот, что совершил Мауссье, но передумал. Ведь заместитель начальника тюрьмы не видел собственными глазами тех замученных изувеченных детей. Человек, способный на такое, в любом случае испытывает чувство собственной исключительности.
Пеллетер прошел в комнату. Дверь за ним захлопнулась с лязгом – его даже чуть передернуло от этого звука. В комнате не за что было зацепиться глазу: каменный пол, каменный потолок, каменные стены. Ни один звук не проникал сюда. Разве одно это уже не наказание для преступника?
Вскоре дверь снова открылась, и двое надзирателей ввели Мауссье – лысого старикашку с морщинистым лбом и крючковатым носом. Руки, скованные наручниками, он держал впереди, на ногах тоже были кандалы, соединенные с наручниками металлической цепью. Надзиратели усадили Мауссье на стул напротив Пеллетера.
В комнату также пришел Фурнье и с ним еще трое.
– Мы будем находиться прямо за дверью, так что, если он попытается…
– У нас все будет в порядке, – перебил его Пеллетер.
– Но если он…
– Все будет в порядке.
У Фурнье раздулись ноздри – впервые за все время он позволил себе выказать какие-то эмоции.
– Мы со старшим инспектором никуда не денемся, – невозмутимо, почти умиротворяюще проговорил Мауссье, сверля Фурнье пристальным, настойчивым взглядом.
Фурнье кивнул надзирателям, и те вышли вместе с ним, закрыв за собой дверь и повернув в замке ключ.
– Как поживает мадам Пеллетер? – осведомился Мауссье.
Пеллетер жевал сигару, перемещая ее из одного уголка рта в другой, – только так он мог отогнать возникавшие перед глазами образы тех замученных детей.
Мауссье, похоже, понимал это.
– Деток пока так и не подарила вам? – Мауссье улыбнулся. – Хотя, конечно… Кораблик уже уплыл. Поздновато о детках думать. А жаль. Ведь только благодаря детям в этом мире и стоит жить. – Он насупил брови, и губы его сложились в трагическую театральную складку. – Ну а здесь, конечно, детей никогда не бывает. – Выражение его лица сделалось холодным. – Зато дождей много.
Пеллетер продолжал жевать сигару, понимая, что, видимо, скоро прикурит ее, чтобы не задохнуться от ярости.
– Впрочем, это только для мадам Пеллетер поздновато, а для вас пока еще нет. Должность старшего инспектора! А девочек молоденьких сколько вокруг! Кто-нибудь из них мог бы позаботиться о вас, когда придет старость. Вы подумайте об этом!
Мауссье, охваченный своими фантазиями и довольный собственными шутками, буквально ликовал. Железные цепи ему нисколько не мешали. Он в упор смотрел на Пеллетера.
– Ну так как поживает мадам Пеллетер? Хорошо, надо понимать?
Пеллетер терпеливо ждал. Торопить Мауссье было бессмысленно – любая реакция со стороны Пеллетера сделала бы этот словесный поток бесконечным.
– А как вам эта камера? Так себе, да?.. Нет, и они все равно загоняют вас сюда. У меня почти такая же, но там хотя бы окошко есть. – Он поднял правую руку, а из-за наручников вместе с ней и левую, и пальцем начертил в воздухе квадратик. – Малюсенькое такое, но все-таки окошко. И я должен поблагодарить вас. Спасибо вам! Спасибо огромное!.. Я каждый раз так радуюсь вашему приходу! Так и передайте начальнику тюрьмы. Или Фурнье. Хотя нет, ему не надо, а то он еще подумает, что вы мне приглянулись. Он же не так умен, как вы, откуда ему знать, что вы – не в моем вкусе.