— Я… я просто не знаю, как это сделать, — произнес Ларри, неожиданно почувствовав, как сильно пересохло у него в горле. — Все, что я могу обещать, это то, что я буду стараться сделать все, что только в моих силах. — Он слегка вздрогнул, ужаснувшись перед тем бременем ответственности, которое ляжет на его сравнительно неподготовленные плечи.
— Это как раз то, что в состоянии сделать каждый из нас, — сказал ему толстяк. Теперь он уже настолько ослабел, что ему было трудно даже держать все время открытыми глаза. — Только не забывайте ни на миг о том, что ОНИ тоже будут пытаться сделать все, что в ИХ силах. Но и они совершают ошибки, в противном случае нам бы ни за что не удалось воспрепятствовать им вот хотя бы на этот раз. — Тут он широко открыл глаза и стал пристально глядеть на Ларри. — Будь я на твоем месте, мой мальчик, я бы затаился на какое-то время, чтобы утвердиться в какой-либо из сфер, чтобы набраться духу. В этом тебе всю необходимую поддержку окажет Уиттэкер, и всегда еще есть Леон, готовый прийти тебе на помощь, если в том у тебя возникнет необходимость. Все у тебя сложится как нельзя лучше. А вот потом, потом будешь уже поступать по собственному своему разумению, сынок.
Сделав поистине нечеловеческое усилие, он приподнялся, с некоторым подобием улыбки бросил взгляд вниз, на то, как вместе с кровью уходит и сама жизнь из его непомерно огромного тела, и произнес:
— Нашему приятелю Харви придется изрядно попотеть, чтобы хоть как-то объяснить то, что произошло в моей квартире сегодня. Но есть еще многое, что я хотел бы тебе поведать, пока есть еще у меня такая возможность. Во-первых, что касается всех моих документов и ценных бумаг. Ими занимается юридическая контора…
Он проговорил в течение получаса, называя Ларри адреса и названия контор или фирм, а тот сразу же записывал их. По мере их перечисления Ларри стало вгонять во все больший и больший ужас перед масштабами размещенных по всему миру богатств, которые он должен был унаследовать от толстяка. Таких размеров богатств он даже не был в состоянии постичь своим умом, не говоря уже о том, что ему даже в самых заветных снах никогда не грезилось что-либо подобное, что он когда-нибудь будет обладать такими несметными сокровищами.
Затем последовали дальнейшие подробности, касавшиеся «Белых Вдов», тех остатков из них, которые, по мнению Корнмэна, продолжали существовать. В конце концов он произнес:
— Вот и все об этом, Ларри. — Голос его стал очень слабым и совершенно невыразительным. — Только вот никогда не забывай о том, что сегодня утром мы подрубили только главный ствол. А вот ветви, которые мы упустили, — они обязательно постараются побыстрее укорениться. — Взгляд его, которым он смотрел на Ларри, затуманился. — А теперь ступай, сынок. На то, что будет со мною дальше, вряд ли приятно смотреть, и я хочу, чтобы это произошло, когда возле меня не будет никого другого. — Он закрыл глаза и так и остался лежать в ванне, только время от времени, в ритме его все более замедлявшегося дыхания, вздымалась и опускалась землисто-серая глыба его плоти.
Ларри вышел из ванной комнаты и, притаившись сразу же за дверью, подождал, пока совсем не прекратится дыхание. Затем, стараясь даже не глядеть на те ужасы, которыми была заполнена остальная часть квартиры Корнмэна, побыстрее покинул ее и вернулся к себе. Никогда прежде он еще не чувствовал себя таким одиноким. Когда ему стало совсем уже невмоготу, он прошел к Тони.
Они поженились через две недели, когда несколько поулегся скандал, вызванный такой необычной смертью Мэйна Корнмэна. Свой медовый месяц они провели в Южной Америке, Африке и Европе. Когда наконец они вернулись, загорелые и поздоровевшие, Фил Уиттэкер устроил Ларри на должность доцента на кафедре органической биологии в одном небольшом, но недавно полностью реорганизованном университете на Востоке США. Работа его заключалась, в основном, в научно-исследовательской деятельности и, от случая к случаю, лекциях. От постоянного преподавания в аудиториях или наставничества он был освобожден.
Тони великолепно вписалась в университетскую обстановку, бросив свое увлечение нарядами и косметикой и позволяя себе мучить несусветной болтовней, столь характерной для жен более старших по возрасту коллег Ларри. Она в самом деле оказалась, как о том еще говорила ему в тот памятный вечер в его ньюйоркской квартире, животным сугубо домашним. И совсем уж немного времени у нее ушло на то, чтобы забеременеть, однако она очаровательно справлялась с теми неудобствами, которые из этого вытекали.