Выбрать главу

5

Была девочка. Девочка как девочка: ах‚ Соня‚ Соня! Не чересчур ученая‚ не чересчур мудреная‚ редким наукам не обученная. Она не смотрелась в этом мире‚ всё свое обаяние являя в мире ином‚ где пребывала от рождения. На людях проявлялось нечто неприметное‚ бочком и по стеночке; в ином мире это было блистающее и покоряющее‚ – в мире‚ в котором всё иначе. Можно‚ конечно‚ притвориться‚ что и ты не от мира сего‚ можно на самом деле быть таковым‚ но с Соней не встретиться‚ не перехлестнуться взглядами‚ ибо существуют‚ как минимум‚ два мира не от мира сего. Возможно‚ их значительно больше. У Сони было немало поклонников – не пробиться‚ которые угадывали скрытые ее достоинства и утомляли себя напрасно‚ надеясь проникнуть туда‚ где она блистала. Их письма она выкидывала‚ не читая; не слушая‚ опускала трубку телефона под вопли незадачливого кавалера. Боря написал вязью на листе наждачной бумаги‚ густой тушью по шершавости: "Снизойдите. Одно лишь свидание!" Наждачная бумага ее поразила. Соня пришла в назначенное место‚ и Боря сказал: "Вы записаны в книгу. В красную книгу моей души. Как прелестный вымирающий вид. Таких осталось немного: чудо сокрытое‚ одна-две на весь мир. Я вас охраню и размножу". Со свидания Соня пошла домой – решать трудную задачу. Соня понимала: выйти за Борю – это не просто. Быть замужем за этим мужчиной – тяжкая работа до конца дней. Но Кугель стоил того.

Она пришла к Боре домой – тоненькая‚ с косичками‚ сарафанчик выше колен – и всполошила родителей. "Боря‚ – сказал Соломон Кугель. – Деточка уже ходит в школу? Тебя же посадят‚ Боря. За растление малолетних!" На свадьбу Боря подарил невесте камень-оникс с камнем-яхонтом‚ которые наделяют обаянием и делают привлекательной в глазах мужа. У них была буйная свадьба‚ во время которой соседи по дому дважды ломились в дверь‚ трижды вызывали милицию‚ и заполночь Боря прогнал гостей. Началось первое узнавание. Робко открывающаяся дверь в тот мир‚ в котором всё иначе. Стыдливо недоверчивый шаг наружу. Пугающее падение в бездны с восторженным взлетом под облака. Первая боль с первым облегчением. Проснулся: спит тихо‚ его голубка. "Нас интересуют ваши тридцать‚ – сказал без звука. – И сорок. И пятьдесят ваших лет". Поцеловал‚ лестницу перекинул через окно – и в бега. Он был веселый непоседа‚ Боря Кугель‚ и когда казалось‚ что теряет эту замечательную способность‚ – лестницу через окно и в путь. "Почему в окно‚ Боря? – изумлялись друзья. – Ну почему не в дверь?" – "Начинаем новую жизнь". Он не желал поддаваться никому – Соне‚ жизни‚ самому себе‚ а потому перепрыгивал с места на место‚ чтобы не упустить себя. "Господи! – говаривала жена его Соня. – С кем годы прожиты?.." Мужа следует выбирать на вырост, но за Борей было не угнаться. Раздельщик рыбы на сейнере. Зимовщик на полярной станции. Бурильщик нефти в глубинных болотах. Охотник промысловой артели: дробинкой в глаз‚ чтобы не портить шкуру. Возвращался на время‚ ходил с портфельчиком в школу – и снова в бега.

Когда Боря ушел через окно‚ взволновались разом Сонины подруги‚ прикладывая к себе подобную невозможность‚ ибо бурлили вокруг страсти‚ случались измены с разводами‚ что заставляло сплачиваться и дрожать‚ ожидая беды. У Сони были подруги‚ с которыми она не откровенничала: откровения утянули бы их в иной мир‚ где другим нечего делать. У Сони были неустроенные подруги‚ очень чувствительные на обиды‚ которые они перебирали на досуге‚ подпитывая угасающие чувства. Они никогда и никому не звонили первыми‚ ее подруги: у обидчивого хорошая память. Даже от покойника они бы потребовали‚ чтобы прежде позвонил он – выслушать их соболезнования. "Мы вас вычеркнули‚ – говорили они‚ обидчиво поджав губы. – Из списков приятелей. Позвоните – впишем обратно". Боря взбаламутил их покой – такой дикий‚ такой невозможный‚ и Сонины подруги дружно его возненавидели. "Соня‚ – потребовали они. – Немедленно разведись!" – "Погожу еще‚ – отвечала Соня. – Мне нравится ждать. Ожидание не хуже встречи". Он приезжал. Она говорила: "Хочу еще одного". Боря не прекословил: "Тебе лишь бы плодиться. Хоть почкованием‚ хоть как..." – "Ты же обещал‚ Кугель: охраню и размножу".

Боря пропадал в бегах‚ возвращаясь на побывку‚ лез в окно по водосточной трубе‚ клал Соне под подушку камень-самоцвет‚ кедровую шишку‚ беличью шкурку‚ будил поцелуем: "Пошто жена опечалена?.." Он убегал от нее восемь раз. И восемь раз женился‚ возвращаясь. Приходили гости‚ кричали "Горько!"‚ снова вручали подарки‚ которые раз от раза становились скромнее. Первую половину побывки была гулянка: Кугель здоровался с друзьями-приятелями. Вторая половина посвящалась расставанию: Кугель прощался с теми‚ с кем только что здоровался. Соня не спала‚ не ела‚ лишь стояла на кухне и пластала хлеб до мозолей на руках‚ пластала колбасу‚ варила картошку в мундирах и без‚ откупоривала бутылки с банками; Боря уезжал – впадала в спячку на месяц. "Соня‚ – возмущались подруги. – Как ты его выносишь?" Соня была тихая и упрямая. Соня отвечала негромко: "У меня терпения – не перебрать". Но и она не выдержала. "Вот что‚ – пригрозила Соня. – Еще убежишь‚ я тебе изменю". – "С кем?" – "Да хоть с кем". Он убежал. Она изменила. "И как?" – спросил по возвращении. "Ты лучше‚ – сказала Соня и некрасиво заплакала. – Ну почему ты лучше?.." – "Я не виноват". – "Ты! Ты виноват! Один ты!.. Неделю потом отмывалась! – И в постели‚ плотно-плотно‚ в переплете рук с ногами‚ горловым‚ изнутри‚ всхлипом: – Господи! Вот радость..."

У Бори Кугеля мало фотографий Сони. Очень мало. Боря ненавидит это занятие – прихватывать мгновения и пространства‚ заключать в снимки‚ а снимки в альбомы‚ словно бабочек на булавках. В прошлой своей жизни Кугель сам был бабочкой и к булавкам относится враждебно. Что из того‚ что теперь он тощий‚ голенастый‚ с выпирающими на стороны коленками? Бывали дни – и Боря порхал. С земли с завистью задирали головы: "Ах‚ окрас! Ох‚ пыльца!.." – "Пыльца... – суматошилась Соня. – Не сбей мне пыльцу!" Бабочка Кугель хохотала в ответ‚ кувыркаясь с Соней над примятыми травами‚ посреди сосен со смолистыми натеками‚ раскидывая на стороны излишние Сонины одежды. Бабочка Соня дрожала от ужаса‚ ибо привыкла порхать в ином мире‚ куда другим нет доступа‚ а в этом мире стеснялась без одежд – на виду у птиц и насекомых. Боря просил: "Войди в комнату‚ полную незнакомых людей‚ поздоровайся с каждым легко и непринужденно. Имей мужество поздороваться!" Боря предлагал: "Убежим вместе. В разные стороны. Побродим. Повидаем мир. Встретимся случайно: то-то весело!" Но Соня не пожелала. Ей было неуютно в меняющемся мире‚ который чужел на глазах‚ и убегать она не собиралась. Ей было покойно в доме‚ где она постоянно вязала свитера‚ распускала и снова вязала‚ добиваясь совершенства узора. "Соня‚ у тебя уже есть свитер. Зачем еще?" – "Пусть будет". – "Соня‚ ау! Где ты?" А она нигде. Она в ином мире‚ расцветая в уединении. "Голубка моя‚ – уговаривал Боря. – Плод сладчайший! Дерево раскрыто в цветении. Ромашки на рассвете. Речные струи‚ готовые принять. Открытость не обнаженность‚ Соня". Думала. Колебалась. "В другой‚ может‚ раз..." – "Я ее люблю!" – хохотал Боря‚ а ночью уходил в бега по веревочной лестнице. Так оно интереснее.

Подступал к Боре соблазн: лестницу за окно – и в путь. Подступала к Боре болезнь: лестницу наружу – и по коням. Поступала смерть – в далеком приисковом поселке. Боря лежал лицом к стене‚ говорил через силу: "Не дождетесь у меня..." Боря Кугель – злостный оптимист. А в коридоре грохот. Смерть зацепилась за веревочку‚ которую Боря заблаговременно протянул. Рухнула. Костями загремела и косой наточенной. "Пропади ты пропадом! – возопила в сердцах. – С тобой связываться..." Боря сел на диване. Захохотал. У Бори Кугеля рот до ушей: "Живем‚ мужики! Живем живьем!" Лестницу за окно – и в галоп... "Ты переживешь тех‚ кого любишь"‚ – в молодости наворожила цыганка. Разве он любил тогда? Всё дожидалось впереди.

6

Прошел год – в ужасе осмыслений. За ним другой – в глухоте тоски. Третий с пятым – в коросте печали. Не мог слушать музыку‚ смех погремушкой‚ томился пустыми разговорами‚ ел в одиночестве – стоя‚ у плиты‚ угрюмо и торопливо‚ из кастрюли‚ с куска‚ чтобы насытиться поскорее‚ и лишь через годы сел на привычное место‚ вилку положил слева‚ а нож справа – в стеснении и неудобстве. Сони нет. Боря теперь один. На кухне‚ в раковине‚ стоит алюминиевая кастрюля‚ в нее капает вода: тихие потенькивания‚ как в подойник‚ легкие шлепки в нескором наполнении‚ – Боря выливает воду‚ чтобы начать заново‚ Боре не так пусто на исходе дня. Порой просыпаются трубы‚ запрятанные в стене‚ рыжие‚ должно быть‚ заплаканные трубы; прорываются вдруг их жалобные рыдания‚ взлетая к верхним этажам‚ судорожно бьются под кровлей в поисках выхода‚ обессилев‚ проваливаются в глухие подвалы‚ клокочут напоследок старческой мокротой‚ немощно содрогаются в вялых бронхах‚ – и снова тихие потенькивания‚ как в подойник‚ поздние утехи одинокого мужчины. "Старость человека не во днях его"‚ – это Боре известно‚ но отчего Соня ушла не в свой срок? "Не согласен! Я не согла-сен!.." Отсидел на полу дни горького изумления. Отлежал без сна ночи. Ворот надорван. Щеки втянуты. Глаза провалены. Приходили знакомые‚ отвлекали беседами: "Боря‚ – говорили с опаской‚ – ты просвечиваешь‚ дорогой‚ и нас это пугает".